Лучшая сатира Кантемира «О различии страстей человеческих» обращена к архиепископу Новгородскому, т. е. к Феофану Прокоповичу. По словам поэта, «содержание сатиры сей есть вопрос к вышеупомянутому архиепископу, которым требуется от него знать: для чего в людях, подобных телом и душою, столь различные находятся страсти? И по сей причине описываются разные нравы людей под вымышленными именами Хрисиппа, Клеарха, Менандра и проч.». Действительно, как и в других своих сатирах, в этом произведении Кантемир применяет для изображения чисто русских характеров условные мифологические имена. Здесь, конечно, следует видеть традицию классицизма.

Но дело не в простом подражании: чуждые русскому быту греческие и латинские имена придавали персонажам желательную автору абстрактность, обобщенность. Воздействие поэтики классицизма на эту сатиру действительно велико. Чувствуется влияние Ля Брюйера. «В сатирах III и V,- пишет исследователь творчества Кантзмира Ф. Я. Прийма,- в большей мере, чем в других сатирах… отразилось воздействие рационалистической эстетики классицизма с ее делением людей на хороших и дурных, с ее тенденцией изображать человека и его поступки в их статическом состоянии» г« Явная зависимость этой сатиры от западных классицистских образцов не лишила ее теснейшей связи с русской действительностью. Быт московских дворян и купцов, отлично известный Кантемиру, наблюдался и живописался им с поразительной зоркостью и вниманием.

Четвертая сатира «О опасности сатирических сочинений», по-видимому, навеяна нападками, которым мог подвергнуться за свою сатирическую деятельность смелый обличитель. О таких нападках и идет речь в начале этой сатиры, содержащей также интересные биографические сведения. В частности, Кантемир так характеризует свою предрасположенность к обличительному роду поэзии:

    * …Когда хвалы принимаюсь
    * Писать, когда, Музо,
    * твой нрав сломить стараюсь,
    * Сколько ногти не грызу и тру лоб вспотелый,
    * С трудом стишка два сплету, да и те неспелы…
    * А как в нравах вредно что усмотрю, умняе
    * Сама ставши, под пером стих течет скоряе.
    * Чувствую сам, что тогда в своей воде плавлю,
    * И что чтецов я своих зевать не заставлю:
    * Проворен, весел спешу, как вождь на победу,
    * Или как поп с похорон к жирному обеду.

Автор с сожалением вспоминает, что прежде с увлечением писал в несерьезном (как он теперь полагает) жанре интимной лирики:

    * Довольно моих поют песней и девицы
    * Чистые, и отроки, коих от денницы
    * До другой невидимо колет любви жало.
    * Шуток тех минулося время, и пристало
    * Уж мне горько каяться, что дни золотые
    * Так непрочно стратил я, пиша песни тые.



 




Предполагая закончить этим произведением цикл своих «нумерованных» сатир, Кантемир счел нужным высказать здесь свой непоколебимый принцип - продолжать писание сатир, несмотря на все трудности. Сатира, «Н а человеческие злонравия вообще», «писана…,- как говорится в примечаниях к ней,- разговором меж Сатиром и Периергом, то есть любопытным». Таким образом, Кантемир вновь обращается здесь к диалогической форме. Это дает ему возможность излагать события от имени фантастического рассказчика Сатира и, благодаря необычной точки зрения, отстранить изображаемое. Лицемерие, двоедушие и пьянство становятся здесь предметом обличения. Очень ярки нарисованные сатириком картины всеобщего пьянства в городе в «день свят Николаю» и сцена потасовки в доме Милона- тихого, на людях и шумливого и драчливого в своей семье. Поэт приходит к пессимистическому философскому обобщению:

    * Бессчетных страстей рабы! От детства до гроба
    * Гордость, зависть мучит вас, лакомство и злоба,
    * Самолюбье и вещей тщетных гнусна воля;
    * К свободе охотники - впилась в вас неволя.
    * Так, как легкое перо, коим ветр играет,
    * Час мал пробыть на одном мысль ваша не знает.
    * То богатство ищете - то деньги мешают,
    * То грустно быть одному - то люди скучают;
    * Не знаете сами, что хотеть…

Однако в то же время Кантемир, безусловно, вспоминал и о своих неудачных попытках напечатать сатиры, остаться в России, сделаться президентом Академии наук.

Все эти замыслы поэта, показавшегося правительству Анны Иоанновкы слишком вольномыслящим, не осуществились. Он был направлен за границу как в почетную ссылку, вероятно, и в результате происков многочисленных читателей рукописных текстов сатир. Нередко эти читатели узнавали в персонажах сатир себя и, конечно, стремились отомстить разоблачителю. Не случайно так категорически заканчивается пятая сатира: «Исправит горбатых могила».

И вот в сатире «О истинном блаженстве» Кантемир рисует идеал спокойной жизни в стороне от общественной борьбы и бурных страстей. Знаменательно уже начало этого произведения: «Тот в сей жизни лишь блажен, кто малым доволен». Тщета всех человеческих помыслов и побуждений - вот пафос шестой сатиры, написанной в 1738 г. Горацианский идеал золотой середины, счастья в личной жизни последовательно развивается здесь поэтом. Содержание приобретает здесь обобщенный, философский характер.

    * Человек счастлив,
    * Но человек в своем безумном беге
    * Непрерывно переносится от мысли к мысли.
    * Его сердце всегда колеблется среди тысячи препятствий
    * И не знает, чего оно хочет и чего не хочет.
    * То, что сегодня оно ненавидит, завтра оно желает.
    * если даже «неведом дни кончал и по смерти остался забыт

Кантемир, очевидно, чувствовал недостаток логики в композиции сатиры, недостаточную мотивированность перехода от рассуждений об относительности старческой мудрости к теме воспитания юношества. Таким образом, поэт все-таки остался неудовлетворен композицией своего творения и сослался на то, что его «стишки» «в забаву писаны». Но тема воспитания юношества, поднятая здесь Кантемиром, станет одной из главных тем просветительной литературы XVIII столетия в России и пройдет через произведения Новикова, Фонвизина и Радищева.