Александр Сергеевич Пушкин стал первым писателем, воссоздавшим в двух своих произведениях — историческом исследовании и исторической повести — образ бунтаря екатерининских времен Емельяна Пугачева. Имя этой известной личности было запрещено даже произносить, среди историков о Пугачеве сложилось вполне определенное мнение: его считали злодеем, кровопийцей, в котором «не было ни единой искры добра».

Пушкин, работая над «Историей Пугачева» (позже переименованной в «Историю пугачевского бунта») и «Капитанской дочкой», получил доступ в государственный архив, где читал протоколы допросов Пугачева и других участников восстания, показания командующих войсками, подавлявших бунт, палача-самозванца, помещиков, пострадавших в ходе восстания. Кроме того, поэт отправился в Оренбургскую губернию в надежде найти живых еще очевидцев бунта. После бесед с некой бабкой Ульяной, помнившей въезд Пугачева в крепость, считавшей, как и большинство людей из народа, что бунтарь — «государь-батюшка», после прочтения огромного количества документов о восстании Пушкин приходит к выводу, что Пугачев — личность вовсе не однозначная. Сколь ненавистен он был царской власти, столь любим и почитаем народом.




 





В «Истории пугачевского бунта» образ Пугачева соответствует принятому тогда среди историков мнению. Описывая множество злодеяний, кровавых убийств, зверств, насилий, совершенных во время восстания, Пушкин изображает бунтаря бесчеловечным тираном, творящим расправы над невинными людьми. Но совершенно другой образ «удивительно симпатичного злодея» предстает перед нами в повести «Капитанская дочка». По словам Цветаевой, «Пушкин правду о злодее забыл,  с уровня исторической низости вернул его на высокий пост предания,  дал нам своего Пугачева, которого мы не любить не можем». Действительно, пушкинский Пугачев привлекает незаурядностью своей натуры, «очарованием зла, на минуту ставшего добром», выступает как личность неоднозначная и во многом вызывающая сочувствие и симпатию.

С одной стороны, Пушкин не отрицает жестокости пугачевцев и их предводителя. При взятии Белогорской крепости были безжалостно убиты все, кто отказался присягнуть Пугачеву, он и сам говорил, что «не избежать смерти лютой тому, кто не встретит его с детской любовью и послушанием». Но тем более удивительным кажется его милосердие, проявленное к Гриневу за щедрость и доброе отношение, за его «добродетель, услугу, оказанную скрывающемуся тогда от недругов Пугачеву». Бунтарь, конечно, оценил благородство Гринева, обещая «век его милостей не забыть». Но и сам Пугачев не раз проявляет благородство, удивительное «на фоне собственных зверств», желая, например, наказать Швабрина, «обижающего сироту», беспокоясь о народе, который «мрет с голоду» в Белогорской крепости. Гринев же называет Пугачева «своим благодетелем» и «рад бы жизнь отдать за то, что бунтарь для него сделал».

Образ Пугачева, несомненно, овеян народной стихией, Пушкин видит в нем воплощение русского национального характера. Широта души самозванца, считающего, что «казнить так казнить, миловать так миловать», его великодушие, безоглядная храбрость, удаль, анархическое своеволие («улица мне тесна, воли мне мало») делают эту сильную личность необычайно притягательной. Очевидна и симпатия народа к Пугачеву: его называют «батюшкой», встречают колокольным звоном, хлебом и солью, присягают ему как государю. Однако сам Пугачев трезво оценивает свое положение, понимая, что «ребята его  воры, и при первой неудаче они свою шею выкупят его головою». Будучи талантливым полководцем, «воюющим хоть куда», «убившим только в четырех сражениях сорок генералов, взявшим четыре армий в полк», бунтарь надеется «поцарствовать над Москвой, как Гришка Отрепьев» — «авось удастся», однако понимает, что в случае поражения «для него не будет помилования», но не боится этого. Такова философия жизни Пугачева, воплощенная в рассказанной им калмыцкой сказке — «лучше раз напиться живой кровью, чем триста лет питаться падалью, а там что бог даст», философия, являющаяся основой личности Пугачева, бунтарской, своевольной, удалой натуры.

Финал произведения написан, в отличие от остальной части повествования, не от лица Гринева, а от третьего лица, ибо писатель, описывая чувства Гринева при виде казни Пугачева, не смог бы не выразить свое сочувствие бунтарю, чья жизнь столь печально кончилась, не смог бы не восхититься храбростью и силой духа этого человека, когда в предсмертные минуты Пугачеву хватило мужества, узнав в толпе Гринева, кивнуть ему. Несомненно, «Пушкин под чары Пугачева попал и до последней строки из нее не вышел». Увидев в этой исторической личности натуру сильную и неординарную, писатель создал столь яркий и неизменно привлекающий образ, воплотив в нем «высоту истинной народности».