Из вставных новелл этой части поэмы особый интерес представляет легенда «О двух великих грешниках». В ней Некрасов широко использовал фольклорный сказочный сюжет. Легенда, которая легла в основу этой вставной новеллы, насчитывает около шести десятков различных вариантов, Искря сов использовал наиболее социально заостренный вариант, раскрывающий крепостнические отношения. Наиболее близка (с некрасовскому тексту редакция под заглавием «Великий грешник». Приводим ее подлинный текст: «Жил на свете большой грешник, что не было того греха, чтоб он не согрешил. Такой был злодей, какого и свет не видел, он и крал, и разбои чинил, губил людей без покаяния. Совсем бога забыл, черту душу продал: колдовал, когда крал, оборачивался волколаком, пущал моровые поветрия, и не было числа его грехам. Пришлось ему помирать. Тут такой страх его охватил, что не могла его душа покинуть тела. Нет ему смерти, да и все тут. Вспомнил он бога — захотел поведываться, душу очистить.

Сколько ни приводили к нему попов, ксендзов,— как расскажет им свои грехи, не дают отпущения, такой он был грешник. А смерть не приходит. А душа его мучается, с телом не может разлучиться. Роздал он свое богатство убогим и пошел по свету искать такого угодника, чтобы замолил его грехи, разлучил душу с телом. Идет, расспрашивает... Посоветовали ему люди наведаться к одному пустыннику, что целую жизнь жил в пуще, постился — ел только хлеб с водою, молился — душу спасал и угоден был богу. И пошел он к нему. Приходит.— Так и так,— говорит,— я очень большой грешник, спаси меня,— говорит,— исповедуй! Ты угоден богу, можешь отпустить мои грехи.

Стал исповедываться. Выслушал его тут пустынник и говорит: «Ты такой грешник, что тебя смерть не возьмет, земля не примет, покуда ты свои грехи на этом свете не откупишь. Покуда ты не сделаешь столько добра, чтобы оно грехи твои перевысило. А дотоль ты будешь мучиться на этом свете».

И пошел тот грешник заслуживать спасение. Ходил он на богомолье, ходил на коленях, морил голодом свое тело, нанимался к сердитым господам на работу, чтобы его били, ложился за других под розги, прислуживал больным и убогим — смерть не приходит. Хотел на себя руки наложить,— топился, вешался, резался,— все нет смерти. Только задаром муки принимал. И так прошло много лет. Раз идет он полем, идет и проклинает свою долю,— взяла его злость, что нет ему смерти. «Доколе я буду мучаться?» — думает он себе. А был первый день пасхи. Идет он и видит: много-много народу в поле пашут, боронуют.

«Что ж бы это значило? — думает он. Первый день пасхи, такой праздник, что и пташки празднуют, гнезд не вьют, а тут парод крещеный трудится». Подходит ближе, видит — войт похаживает между работниками, кричит и арапником их подгоняет. Те плачут, жалятся:
Что это,— говорят,— ты надсмехаешься над нами.
Нет у тебя, что ли, бога в сердце? Бьешь нас, мучаешь, в будни и в праздник не даешь отдыху. На вот, сегодня, на пасху, выгнал на пригон.
Подошел он к войту и говорит:
— Что ты делаешь? За что ты людей мучаешь? А войт, ни слова не говоря, как хлыснет его арапником по лбу. Аж искры из глаз посыпались. Озверел наш грешкик, схватил камень, как пустит им в войта. И разбил ему череп. Войт и не айкнул. Ска-режился. А грешник на том месте прахом рассыпался, кончил покаяние. И пошла его душа на тот свет».

Данная редакция фольклорной легенды содержит немало аналогий с некрасовским текстом: грешник к старости чувствует угрызения совести, хочет замолить грехи, но тяжесть их не позволяет ему даже умереть. Сходны также обращения за советом к схимнику и развязка: грешник убивает угнетателя народа и за это получает прощение своих грехов. Легенда у Некрасова получает, однако, самостоятельное сюжетное оформление и звучит прямым призывом к революционному возмездию.
Рассказ «О двух великих грешниках» Некрасов ведет от имени старца Ионушки, передающего его как действительную историю, когда-то слышанную в Соловках; рассказу придана религиозная окраска. При помощи такого рода художественной зашифровки поэт утверждает социальное и моральное право крестьян на кровавую расправу с угнетателями.
Разбойник Кудеяр не мог искупить свои тяжкие грехи раскаянием и молитвой: он искупил их только тем, что вонзил нож в сердце пана Глуховского, издевавшегося над крестьянами^ Используя религиозную легенду, Некрасов, вопреки христианской заповеди, освящает убийство угнетателя народа. По сравнению с фольклорным вариантом легенды у Некрасова рассказ более сжат и социально заострен.

В грустных песнях вахлаков не только переданы воспоминания о тяжелом прошлом, но и тревожные думы о настоящем и будущем. Народ, а вместе с ним и поэт, далек от уверенности, что после так называемого «освобождения» действительно легче и лучше будет жить крестьянину. Наученный горьким житейским опытом, весьма скептически смотрит на ближайшее будущее крестьянин Влас:

Как молод был, ждал лучшего,
Да вечно так случалоси,
Что лучшее коичалося
Ничем или бедой.
И стал бояться нового.
Богатого посулами,
Неверующий Влас.

Некрасов, как бы обобщая эти крестьянские настроения, пишет о том, что в пореформенную эпоху «на место цепей крепостных люди придумали много других». И после реформы остались вахлаки:
Досыта не едавшие,



 







Несолоно хлебавшие,
Которых вместо барина
Драть будет волостной,
К которым голод стукнуться
Грозит: засуха долгая,
А тут еще — жучок!
Которым прасол-выжига
Урезать цену хвалится
На их добычу трудную,
Смолу, слезу вахлацкую,
Урежет, попрекнет:
«За что платить вам много-то?
У Вас товар некупленный,
Из вас на солнце топится
Смола, как из сосны!»
Опять упали бедные
На дно бездонной пропасти.
Притихли, приубожились.
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели. Медленно,
Как туча надвигается.
Текли слова тягучие.

Видя, как складывается доля крестьянская после реформы, Некрасов разделял тоску и тревогу вахлаков. Порой им овладевало отчаяние и неверие в возможность совершить что-либо действенное, реальное для народа. В стихотворении «Уныние» (1874 г.) поэт с волнением говорит:
Но где герой, кто выведет из тьмы Тебя на свет?.. На смену колебанья Твоих судеб, чего дождемся мы?..

Когда наступили 70-е годы, ознаменовавшиеся новым подъемом революционно-освободительного движения, Некрасов окрыляется верой в то, что могучие народные силы возьмут свое, что лучшее время настанет.