Среди разнообразных крестьянских образов возвышается над всеми монументальная фигура столетнего Савелия — богатыря святорусского. Все творчество Некрасова является ярким выражением героических традиций русского народа, веры в его огромные и далеко еще не раскрытые возможности. В одном из ранних произведений «Школьник» (1856 г.) поэт с гордостью за свой народ говорит:
Столько добрых, благородных.
Сильных любящей душой,
Посреди тупых, холодных
И напыщенных собой!
Осознание разительных социальных контрастов большого города и печальная участь обитателей трущоб не заглушают веры поэта в лучшее будущее русского трудового народа.

Устами героя поэмы, защитника бедняков Крота поэт говорит:
Лишь бог помог бы русской груди
Вздохнуть пошире, повольней
Покажет Русь, что есть в ней люди,
Что есть грядущее у ней.

О таких мужественных, высокоидейных защитниках прав народа на лучшую жизнь и счастье Некрасов не раз слагал вдохновенные стихи. Достаточно вспомнить такие произведения, как «Белинский», «Чернышевский», «Памяти Добролюбова», «Смерть Шевченко», „«Поэт и гражданин» и др. Образы борцов за свободу в представлении поэта выступали как образы выразителей лучших черт национального русского характера, подлинных богатырей духовных. От них шли ассоциативные нити К образам героического прошлого русского народа, запечатленным в народном поэтическом творчестве.

Характерно в высшей степени то, что когда у Некрасова возникло желание дать определенный поэтический синтез выносливости, силы и умения народа расправляться со своими угнетателями, он обратился к образам былинного эпоса. Достаточно вспомнить и заглавие главы «Савелий — богатырь святорусский», и замечательные суждения Савелия о богатырском духе мужика, чтобы почувствовать, как у поэта сплетается героика былинного эпоса с героикой народных стихийных восстаний крепостнической эпохи:

Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы.
Спина... леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья пророк

По ней гремит — катается
На колеснице огненной...
Все терпит богатырь!


 




И гнется, да не ломится.
Не ломится, не валится...

Ужли не богатырь?

Как бы иллюстрацией к этому обращению является вся долгая, полная лишений, невзгод, трудностей, надругательств и борьбы жизнь Савелия, представляющая типичнейшее явление той эпохи. Суровая северная природа, «угрюмые леса» и «нелюдимые озера», народ-«дикарь», опасные промыслы, когда не раз приходилось одному с яожом и рогатиной идти на медведя, издевательства барина Калашникова, который, как вспоминает Савелий, так «шкуру выделал, что носится сто лет», а затем «немца-душегуба», наконец, острог и каторга,— все это, с одной стороны, закалило могучий дух богатыря, а с другой — ожесточило, сделало то, что он стал лютее зверя, воспламенился горящей классовой ненавистью и жестоко расправился с врагом народа.

В главе «Савелий — богатырь святорусский» показано, как крестьянский протест против угнетателей выливается в бунт, кончающийся убийством управителя Фогеля.
«Осьмнадцать лет терпели» крестьяне, но терпению их пришел конец. Как в словах Якима Нагого о душе крестьянской, «что туча черная», так и в многозначительном афоризме Савелия поэт подчеркивает зреющую крестьянскую революционность: крестьяне в любой момент готовы были обрушиться на вековых врагов. С изумительной художественной силой нарисовал Некрасов картину стихийной расправы:

Стояли мы голодные,
А немец нас поругивал.
Да в яму землю мокрую
Пошвыривал ногой.
Была уж яма добрая...
Случилось, я легонечко
Толкнул его плечом.
Потом другой толкнул его,
И третий... Мы посгрудились...
До ямы два шага...
Мы слова не промолвили,
Друг другу не глядели мы
В глаза..., а всей гурьбой -
Хрвстьяна Христианыча
Подталкивали бережно
Всё к яме..., всё на край...
И немец в яму бухнулся,
Кричит: веревку! лестницу!
Мы девятью лопатами
Ответили ему.

«Наддай» — я слово выронил,— Под слово люди русские Работают дружней.— «Наддай! наддай!» Так наддали, Что ямы словно не было — Сравнялась с землей!
Возглас «наддай! наддай!» звучит призывом к открытому революционному восстанию, является, идейным итогом главы.

Как ни тяжел был жизненный путь Савелия, за спиной которого двадцать лет каторги, двадцать лет поселения в Сибири, его могучий богатырский дух ничто не могло сломить до глубокой старости. На презрительную кличку «каторжник» он отвечает гордыми, полными чувства собственного достоинства словами: «клейменный, а не раб!». Он воспитал в себе презрение к рабской психологии, к пассивному долготерпению. Некрасов целиком одобрял и оправдывал эти проявления стихийного протеста со стороны крестьян, свидетельствующие и о силе классовой ненависти к разного рода угнетателям, и о зреющий революционности народа.