Образ добродетельного мудреца, во всем следующего здравому рассудку, был для Крылова неким идеалом. Если фонвизинский Стародум сам принимает участие в происходящих событиях, то Маликульмульк остается только наблюдателем. Он заявляет: «Дабы получить успех в изучении мудрости, надлежит лучше быть зрителем, а не действующим лицом в тех комедиях, которые играются на земле». Этим, казалось бы, предопределяется и пассивная роль духов, которые только сообщают о том, что им удалось узнать, увидеть и услышать. Однако уже во вступлении к «Почте духов» был поставлен вопрос: какими глазами видеть. Поэтому важно, как видят духи, как они относятся к виденному и рассказывают об этом.

Духи оказываются у Крылова не безлики, они наделены индивидуальными чертами, причем дело не только в том, что они связаны с разными стихиями; самое главное - они представляют разные типы философов, взгляды которых отчасти, но далеко не все, разделяет и автор. Подробно рассматривая содержание писем Дальновида, В. П. Семенников так характеризовал этот «тип философа»: «Это человек с независимыми взглядами в духе просветительной философии XVIII в., человек, серьезно и скептически смотрящий на людей и жизнь».

В XXV письме Дальновид рассказывает о доступной ему науке - «иудейской каббалистике». Ее знание позволяет сильфу читать «небесную азбуку», а «кто умеет читать, сию прекрасную книгу, тот может познавать все человеческие деяния и проницать даже в сокровеннейшие тайны. Тут можно видеть, что происходит в кабинетах вельмож, что делается у запертых в комнатах вертопрашек; что бывает на улицах и даже в самых глухих переулках». Дальновид не стремится, однако, вмешаться в дела людей. Подобно Маликульмульку, он выступает как сторонний наблюдатель, как зритель, не принимающий участия в спектакле: «Предо мною предстоит огромный театр с великолепнейшими украшениями, на котором действующие лица всякого состояния: и цари, и придворные, и статские, и военные, и пастухи, и крестьяне играют различные роли во всем совершенстве, очень сходно с природою».

Это уподобление человеческой жизни театральному спектаклю как Маликульмульком, так и Дальновидом определяет их отношение к людям. Обладая способностью узнавать все тайные человеческие побуждения, мудрые духи видят неискренность, притворство людей, которые хотят казаться не тем, что они представляют собой в действительности.

В отличие от философствующего зрителя Дальновида другие духи считают возможным входить в непосредственное общение с людьми. Но делают они это по-разному. Астарот, например, признается: «Для нас нет ничего приятнее, как возмущать и причинять всякое зло земным обитателям». Астарот тоже наделен «способностью проницать во внутренность сердец человеческих», и это преисполняет его презрением к людям. Он больше всех других участников переписки напоминает традиционного злого беса, находящего удовольствие в том, чтобы вредить людям и поощрять их дурные побуждения. Так, соблюдая «выгоды адской политики», он помогает избавиться от виселицы приказному крючкотворцу, чтобы он продолжал «грабить и разорять своих ближних так, как и прежде».

Давая советы молодому человеку, имеющему намерение определиться в приказ секретарем, он напутствует его: «Паче всего помни, чтоб за деньги никому ни в какой просьбе не отказывать». Во время гуляния в публичном городском саду Астарот устраивает жестокую бурю и с удовольствием наблюдает за всеобщим смятением. Особенно его забавляет «досада и беспокойство тех высокопарных и вертлявых существ, которые все достоинство человека поставляют только в прическе волос и в богатых уборах». Весь мир земных обитателей в представлении Астарота настолько нелеп и неразумен, что может служить только забавой для него - умного и проницательного беса.

В этом отношении Астарот более других крыловских духов напоминает корреспондентов из «Адской почты» Эмина. Хромоногий и Кривой бесы довольно низкого мнения о жителях земли, но и сами они не уступают людям в злобе и цинизме. Эти бесы умеют «людей искушать и ко всему приводить».


 





 Хромоногий бес пишет Кривому с явным сознанием своего превосходства над людьми: «Пусть люди благородством души своей или нежностию оныя в своих глупостях извиняются, такое извинение удовольствовать может только их самолюбие; но наверно несчастия не отвратит». И далее он прибавляет: «Надобно здесь быть сильным или богатым, чтоб иметь удачу в своих намерениях». Эта житейская философия эминских бесов по существу ничем не отличается от представлений, характерных для героев плутовского романа, которые любыми средствами стремятся упрочить свое положение в обществе, добиться успеха любой ценой.

Так, в образе Астарота из «Почты духов» и его письмах особенно заметно проявляется связь Крылова с традициями плутовского романа. Однако существенно отличается прежде всего отношение автора к своим героям. В плутовском романе о герое, обладающем ловкостью и умением постоять за себя, говорится с сочувствием. Противостоящие такому герою персонажи столь же порочны, как он, но менее умны. Примерно такое соотношение получается и у Крылова между жителями земли и Астаротом, который легко их дурачит.

В отличие от Астарота другие духи склонны только удивляться дурачествам людей, вызывающим у них не столько презрение, сколько сожаление. Так, сильф Световид, вступив в разговор с модным портным, спрашивает у него: «Конечно, у вас очень мало дел, что вы тратите столько времени на такие безделки?». Тот ему отвечает: «Как, вы называете безделкою вымышление новой моды! Видно, что вы сюда приехали из самой дикой стороны, где хороший вкус в нарядах совсем по известен».

Такое же отсутствие взаимопонимания с людьми получается и у гнома Буристона. Этот дух, оказавшись на «одной из знатнейших улиц» некоего города, наблюдает сцену, которая приводит его в необычайное изумление. Вначале Буристон описывает все так, как это предстает перед его неискушенным взором: «Полдюжины сильных лошадей привезли небольшой ящик, в котором, как показалось мне, положена была человеческая фигура из разных цветов мрамора». Тут же он заметил «нескольких бедных людей, кои тащили на себе превеличайший камень к строению какого-то публичного здания». Местный житель объясняет Буристону, что лошади привезли в ящике (то есть в карете) не статую, а сухощавого человека. Тогда гном простодушно говорит: «Государь мой! Пожалуйте, растолкуйте мне это странное обыкновение: для чего здесь множество лошадей возят на себе одного человека, который, как я вижу, сам очень изрядно ходит; а, напротив того, тяжелый камень тащат столько людей, сколько числом и лошадей поднять его едва в силах? И не лучше ли бы было, чтобы, отпрягши от этих ящиков хотя по нескольку бесполезно припряженных лошадей, употребить их на вспоможение этим беднякам везти камене».

Таким образом, большинство крыловских духов в общении с людьми проявляют себя как существа, воплощающие идею «естественного человека», смотрящего на все непредубежденно и руководствующегося в своих суждениях исключительно здравым смыслом. То, что кажется жителям земли привычным и само собой разумеющимся, поражает духов вопиющей нелепостью. Мелкие и частные, казалось бы, детали, вызывающие удивление духов (карета, запряженная шестеркой лошадей), ведут к обобщениям, заставляющим признать неразумной и несправедливой всю систему общественного устройства, установленную людьми.»

При этом общество, с которым сталкиваются корреспонденты Маликульмулька - будь это в царстве Плутона, во владениях Нептуна или на земле, отличается совершенно конкретными чертами, позволяющими без всякого труда узнать современную Крылову русскую действительность. Не пороки людей вообще становятся предметом сатиры Крылова, а пороки, характерные для его современников, его соотечественников. И в этом отношении автор «Почты духов» по-своему продолжает традиции Новикова и тех писателей, которые в споре о принципах сатиры выступали за сатиру «на лицо», а не «на порок».

«Неестественность» общественных отношений духи обнаруживают в самых разных сферах: быт и нравы, экономика, судопроизводство, государственное управление. Духи не только удивляются человеческому неразумию, но и прямо высказывают свое мнение по поводу рассказанных ими эпизодов, за очередной сатирической зарисовкой нередко следует моралистическое высказывание, звучащее как заключение мудрого ментора, который вовсе не безразлично относится к «дурачествам людей». Такое непосредственное выражение авторского отношения к персонажам позднее появится и в баснях Крылова: рассказчик излагает какое-то конкретное событие, а затем дает мудрое обобщение, позволяющее без труда понять, на чьей стороне автор, кого и за что он осуждает, кому сочувствует.