Годы пребывания в Одессе (1923 - 1925) - это годы беспрестанной борьбы между тщательным выполнением служебных обязанностей, ведь работал инспектором Одесского областного народного просвещения, и желанием творить. Сам процесс творчества у этого писателя, как психологическое явление подобное Стефанике: Кулиш мог писать лишь тогда, когда было идеально убрано, пол вымыт, а к его столу вообще никто не имел права даже подходить, поскольку все вещи там лежали на раз и навсегда установленном месте. Как только появилась пьеса «97», у Кулиша возник случай вырваться в Харьков, где бурлила художественная жизнь. Нарком образования О. Шумский предложил Н.Кулишу должность школьного инспектора в тогдашней украинской столице. Драматургу казалось, что здесь ему создадут все условия для творчества, потому в письме домой писал: «Моя банда! Немедленно приезжайте в Харьков. Есть жилье со всеми удобствами. Подробности на месте. Ваш муж-отец и он же Николай».

А жить же предложили в доме, вторую половину которого занимали малолетние преступники. В одной из комнат стена, за которой жили мальчики из колонии, мало того, что была из фанеры, да еще и заканчивалась за метр до потолка. Сорванцы бухали в эту стену, а она от каждого удара гудела по меньшей мере 5 минут. В первую же ночь семью Кулиша обворовали. Но драматург сдружился с мальчишками, выучил их жаргон, организовал судебный мальчишеский хор. Эйфория первых дней и большие надежды на развитие творчества быстро исчезли, когда Николай Гурович глубже познакомился с темной стороной харьковской художественной и литературной жизни: «Мелочи, политиканство, зависть, конкуренция, сплетни, фальшь и старость, старость, облаченная в мундир чиновный, - вот литературное поле. Есть отдельные красивые работники, но они мудрено спрятаны в раковине своего мышления и творчестве».

В Харькове Н.Кулиш пишет пьесы «Так погиб Гусыня», «Хулий Хурина», «Зона». В последней драме еще в 1926 году автор предусмотрел гибель свою и своих единомышленников. Но понимания и поддержки на этом этапе творчества он еще не имел. Только участие в «ВАПЛИТЕ», дружба с Остапом Вишней, Павлом Тычиной, Юрием Яновским дали Кулишу шанс стать признанным драматургом. Кулиш часто приглашал друзей на рыбу или на пироги, которые искусно умела печь мать жены («бабушка - Божий цветочек», как называл ее зять). С Волновым и Вишней Кулиш ездил на охоту уток, но сам не был охотником. Чтобы не возвращаться без птицы, покупал ее на рынке. По-видимому, это с его поведения скопировал Остап Вишня подобный случай в своих «Охотничьих улыбках».

Юрий Лавриненко писал, что если когда-то Иван Тобилевич создал классическую украинскую драму для театра корифеев, а Леся Украинка - классическую европеизированную украинскую драму, то Н.Кулиш был творцом модерной драмы украинского возрождения. Трое из четырех шедевров (комедию «Так погиб Гусыня» цензура не пропустила) Кулиша: «Народный Малахий», «Мина Мазайло», «Маклена Трасса» - дали возможность взойти на вершину режиссерского творчества Лесю Курбасу. Лесь Танюк по этому поводу более категоричный в выводах: «Встреча с Лесем Курбасом и «Березолем» круто изменила не только биографию, но и творческий путь драматурга. Состоялось то взаимопроникновение, взаимное оплодотворение режиссерских, актерских и драматургических замыслов, без единства которых нет и не может быть истинного театра… Это была единственная и цельная лаборатория украинской культуры, и Кулиш, на уровне с другими был не только одним из творцов этой лаборатории, но и детищем их общего поиска, духовного возмужания и художественного продвижения».


 



Но в это время в стране наступают резкие изменения в худшую сторону. Начинает набирать силу культ личности Сталина, который поощрял травлю Шумского, Скрипника, Волнового. Литературная дискуссия, неожиданно коснувшись политики, вызывает сокрушительный огонь власти на все литературные группировки. Чтобы спасти «ВАПЛИТЕ», Волновой выходит из этой группировки, а на должность президента литературной группировки предлагает Николая Кулиша. Это кратковременное президентство не только подставило под удар драматурга, но и забирало у него творческое время, делало Кулиша чуть ли не запрещенным писателем в Украине. Последнее подтвердилось уже в 1932 году, когда его пьесы не осмеливался поставить ни один театр. Николай Гурович делает отчаянную попытку прорваться к зрителям, написав драму «Прощай, село». Но и эту пьесу запрещают. Как и Волновой, Кулиш начинает пересматривать свое отношение к коммунистической партии и коммунистической идее. Появляется драма «Народный Малахий» (1926), которая срывает «пластырь индульгенции коммунизма», ведь главный герой произведения сходит с ума от несоответствия голубой мечты и черных реалий социалистической жизни. Трижды Кулиш и Курбас переделывали это произведение, стараясь удовлетворить требования рецензентов, но, как разумно подчеркнул Ю. Лавриненко, не смогли «переделать духовно художественную бомбу в московский кисель».

На пороге 1930 года пьеса была запрещена навсегда, как и «Мина Мазайло». Причиной запрещения стал еще и театральный диспут, где в лицо партийным боссам Волновой, Кулиш и Курбас заявили, что «настоящий писатель ни перед какой силой не уступит свой художественный суверенитет», а Кулиш еще и добавил, что не собирается обходить «национальную проблему и решать ее в белых рукавичках». После этого на сцену не попала ни одна пьеса украинского автора, зато почти в каждом театре больших городов шли «Дни Турбиных» как тоска за империей, которая возрождалась в несколько другой ипостаси.

Во время приема украинских писателей Сталиным в 1929 году Кулиш смело обратил внимание вождя на противоречивость запрещения для украинских произведений с националистическим уклоном и свободной российской пропагандой шовинизма в «Днях Турбиных» со сцены наибольшего театра России. Сталин ответил: «Есть ли в пьесе Булгакова хоть капля полезного? Есть. Так и за это спасибо». В ответ на «Дни Турбиних» Николай Кулиш и написал «Патетическую сонату», которую запретили в Украине, но режиссер Таиров поставил ее на сцене Камерного театра в Москве, пригласив на премьеру членов правительства. Успех представления был невероятен. Немецкий писатель Ф.Вольф, который видел ее собственными глазами, перевел эту драму на немецкий, а в предисловии к своему переводу написал: «Форма «Патетической сонаты» - этой наивысшей украинской драматической поэзии - в мировой литературе может быть сравнена только с драматическими поэмами «Фауст» и «Пер Гюнт». Но «Патетическую сонату» запретили не только в театре Таирова, но и в театрах Ленинграда, Иркутска, Баку, где она с успехом шла до той поры.

В 1930 году семье Кулиша дали квартиру в кооперативном писательском доме «Слово», построенном в виде буквы «П». Это было очень престижно. Но наступит время, и жители Харькова будут шарахаться этого здания, когда во времена репрессий каждой ночью под «Слово» подъезжал «черный ворон», а снег под домом становился черным от пепла: обитатели писательского дома ночью сжигали рукописи, переписки, дневники, - все, что может стать вещественным доказательством против них. Возможно, сжигал и Кулиш только что написанные драмы.

Закончив свое новое драматическое произведение, Кулиш всегда звал соседей и читал им первый вариант. Так была прочитана и комедия «Мина Мазайло». Счастье, что Николай Волновой успел напечатать это произведение и «Народного Малахия» в журнале «Литературная ярмарка», ведь в начале 1930 года их запретили и тексты могли быть потеряны навсегда.

В 1932 году выходит постановление о ликвидации литературных группировок и создании единственного Союза писателей. Между Волновым и Кулишем возникает разрыв в отношениях, но через общих знакомых оба интересуются делами бывшего друга, следовательно, жалеют о том, что произошло.