В «Завещании» было художественно воплощено двуединое сознание сына века, человека 30-х годов, в его переходе от сознания дворянского интеллигента к сознанию разночинца. Здесь своеобразно сказался тот же момент перехода, перелива, противоречивого совмещения двух разных сознаний, который заметен и в лермонтовской «Родине». Познание действительности заставляло дворянского интеллигента не только искать пути сближения России образованной, европейской и России нищей, крестьянской, по и обозначать направление этих поисков. Вот почему лермонтовский лирический герой, выступая во многих стихотворениях от своего собственного лица, порой принимает явный облик простых людей, непосредственно связанных с народным сознанием.

И одновременно подспудно здесь просвечивает мысль о народном начале в душе дворянского интеллигента, говорящего от имени народа, но еще далекого от него, точно так же как и стремление наделить своим высоким сознанием человека из народа, который еще не обладает протестующей, мятежной страстью. Единство внутренне противоречивых голосов в «Завещании» достигается конкретно историко-психологическим обликом героя, совмещением в нем армейца и дворянского интеллигента. Простые, естественные чувства (сыновняя любовь, трагическая страсть к женщине, патриотизм) требуют и простоты их выражения, но вместе с тем они обнаруживают непосредственную связь с коренными проблемами бытия, интересующего передового человека. Высокое протестующее сознание спускается из космической, заоблачной сферы на грешную землю, где те же вопросы жизни и смерти, одиночества и потерянности, скептического неверия в жизнь и любовь к ней получают уже не метафизическую, а скорее реальную, бытовую трактовку («Скажи им, что навылет в грудь Я пулей ранен был; Что умер честно за царя, Что плохи наши лекаря...», «Скажи, что я писать ленив, Что полк в поход послали...»), полную, однако, того же философского смысла. Философия извлекается из простой, обыкновенной, повседневной жизни, а не существует как-то отдельно от нее, изымаясь из сферы реальности. Напротив, она несет Явственный отпечаток этой реальности, и оказывается, что идеалы дворянского интеллигента, его протест и трагизм порождены самой жизнью, а не привнесены откуда-то извне и наложены на действительность.

Конечно, чувства Лермонтова и в ранней лирике обусловлены самой эпохой, по поскольку внешний мир мыслился как сфера абсолютно враждебная, то получалось, будто идеалы и протест возникают из самой личности, выступают лишь субъективно обусловленными. Теперь же отношение между идеалом и действительностью изменилось: чувство получило реальную, объективную основу. Лермонтов стремился закрепить ее в самой форме стихотворений: увеличивается значение сюжета, исповедь и монолог героя совмещаются с рассказом о действительных событиях, драматизируются. Так, в «Завещании» исповедь, лирический монолог — с характерными для Лермонтова рассуждениями, внутренним ходом мысли, недоговоренностью («Поедешь скоро ты домой. Смотри... Да что? моей судьбой...», «Л если спросит кто-нибудь... Ну, кто бы ни спросил...». «Отца и мать мою едва ль Застанешь ты в живых... Признаться, право, было б жаль Мне опечалить их...», «Соседка есть у них одна... Как %спомнишь, как давно расстались! Обо мне она Не спросит... все равно...»), эмоциональной напряженностью — сочетается с рассказом, с повествовательной интонацией. Усиление объективного начала приводят к конфликту между внешней простотой речи, прямым смыслом слов и глубокой внутренней интеллектуальностью формы лирического высказывания, демонстрирующей напряженность, значительность, психологическую сложность раздумий героя.



 








Лирический Герой не является уже чистым воплощением авторского «я», а приобретает индивидуализированную характеристику отдельного от автора лица, не независимого от автора, но и не сводящегося только к автору. С этим связана и попытка передать испо-Ведь в форме несобственно прямой речи — от себя и в то же время от лица другого человека («Скажи им, что...», «Скажи, что я...»).

Во всем этом проявилось явное намерение выйти за рамки романтической лирики и романтической поэтики. Имеете с тем герой по-прежнему противопоставлен внешнему миру и обнаруживает тот же психологический склад, который свойствен трагическому сознанию романтика. Жизнь видится ему под совершенно определенным углом зрения. Тип его отношения к действительности, порождающий лирическое переживание, в основных своих чертах нисколько не изменился. Он получает теперь объективную мотивацию, идущую не только от личности, но и от внешнего мира. В одних произведениях объективная мотивация существенно перестраивает лирику, приближая ее к лирике реалистического типа, а в других не получает доминирующего значения, хотя и непременно учитывается. Но Лермонтов дает образцы и третьего рода, где объективный и субъективный и близкий к нему экспрессивный принципы построения лирического переживания взаимно уравновешиваются. Таковы пейзажно-символические стихотворения («Парус», «Утес», «Сосна», «Листок») и примыкающие к ним баллады («Три пальмы», «Дары Терека», «Тамара» и др.).