М.Ю. Лермонтову довелось жить в атмосфере «глубокого отчаяния и всеобщего уныния», установившейся в России после поражения декабризма – в эпоху 30-х годов ХIХ века. Уже современники поэта отмечали, что печать этих тяжелых лет легла на творческий облик Лермонтова. «Сравните, например, грустные ноты пушкинской поэзии с печалью, проникающею стихи Лермонтова – пишет А.И. Герцен, – негодование от полноты сил и безнадежный скептицизм надломленной души».

Мировой литературный процесс, выдвинув романтизм как особое направление в конце XVIII века, возвращался к нему в своем развитии неоднократно. В России первая волна романтизма подарила нам Жуковского и раннее творчество Пушкина, вторая Лермонтова, третья – «серебряный век». Чаще всего каждый новый всплеск сопровождал период общественной реакции и пессимистических настроений, ощущения разочарованности и безнадежности.

Таково было и николаевское время, сформировавшее личность и творческий облик Лермонтова. Это время принесло в творчество поэта проблему сильной личности, ее отношения к обществу, государству, истории, проблему «воли для себя». Другими словами, эти годы поставили перед Лермонтовым вопросы, характерные для романтического мироощущения.

В отличие от Пушкина, Лермонтов в своем творчестве не проходит очевидную эволюцию от ранних сугубо романтических произведений, представляющих собой необходимый этап формирования поэта, к полному господству реализма. Оба направления развиваются параллельно в его творчестве. Так, в 1837 г. Лермонтов пишет чисто реалистическое стихотворение «Бородино», а в последующие годы создает целый ряд романтических стихотворений, как, например, «Воздушный корабль» (1840), «Сон» (1841).

С другой стороны, для позднего творчества Лермонтова характерным является и такое реалистическое стихотворение, как «Родина» (1841). Реализм и романтизм сочетаются и в его романе «Герой нашего времени» хотя реалистическое начало преобладает. А после завершения романа Лермонтов пишет чисто романтическую поэму «Мцыри». Можно сказать, что так или иначе все, о чем говорит поэт, рассматривается им сквозь призму романтического восприятия мира, которое накладывает свой отпечаток даже на те произведения, которые создаются, в основном, в рамках реалистического метода.

Лермонтовский лирический герой, в отличие от пушкинского отданного «всем впечатленьям бытия», знает «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть». Он сосредоточенно размышляет над определенной группой проблем, которые проецируются на личность лирического героя и вызывают те или иные настроения в нем. Так возникают основные образы и мотивы лермонтовской поэзии.

С наибольшей силой романтические мотивы и связанные с ними романтические настроения лирического героя Лермонтова, неудовлетворенного собой и непонятого обществом, выразились в ранней лирике. Не случайно поэта называют «русским Байроном» с первых шагов в литературе. Великому английскому романтику посвящено множество стихотворений Лермонтова, например «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…», 1830), где звучат слова:

У нас одна душа, одни и те же муки;

О, если б одинаков был удел!..

Но спустя всего два года Лермонтов пишет другое стихотворение, начало которого звучит так:

Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник,

Как он гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Если первое стихотворение – поиск моральной поддержки, союза с давно ушедшим из жизни гением, то второе написано человеком, прошедшим через мучительные раздумья, нашедшим себя, определившим свой жизненный путь.

Другой герой лермонтовской поэзии, воплощающий в себе идеал романтика, – это Наполеон. С его именем связан большой цикл стихотворений: «Наполеон», «Воздушный корабль», «Последнее новоселье» и др. Личности этих двух героев – Байрона и Наполеона, признанных наиболее ярким воплощением романтизма, – не случайно так привлекали Лермонтова. Характер его лирического героя, в котором проявляются индивидуализм и отчужденность, высшие устремления и трагическое одиночество, жажда деятельности и всеохватывающее отрицание, безусловно, имеет много общего с ними:

Но тот, на ком лежит уныния печать,

Кто, юный, потерял лета златые,

Того не могут услаждать

Ни дружба, ни любовь, не песни боевые.

Так уже с самых первых стихотворений поэта появляется чисто романтический лирический герой. Он не находит понимания нигде: ни в дружбе («Я к одиночеству привык, / Я б не умел ужиться с другом…»), ни в любви («Пусть я кого-нибудь люблю, / Любовь не красит жизнь мою…»), ни в обществе («Никто не дорожит мной на земле, / И сам себе я в тягость, как другим…»).

Этот герой с характерным для него мироощущением несет с собой в поэзию Лермонтова и сугубо романтические настроения – мотивы. Среди них выделяются такие, как демонический мотив («Мой демон», 1829; «Мой демон», 1830–1831, поэма «Демон»); мотивы одиночества, разочарования, измены («Утес», «Листок», «И скучно и грустно…», «Я не унижусь пред тобою…»); тюремный мотив («Пленный рыцарь», «Сосед», «Узник»), мотивы обреченности и смерти («Выхожу один я на дорогу…», «Сон»), свободолюбия и борьбы («Парус», «Мцыри»).

Но, пожалуй, наиболее показателен из них мотив трагического одиночества, один из центральных мотивов романтической поэзии вообще. Обычно он воплощает идею всеобщего отрицания и недостижимости идеала, разрыва поэта с миром и противостояния избранной личности – романтического героя – и общества. В лирике Лермонтова этот мотив имеет очень разнообразные выражения.

Прежде всего, он воплощается в мотиве трагической, неразделенной любви. Какое бы стихотворение о любви у Лермонтова мы ни прочли, всюду она явится в трагическом облике. Кокетливая Екатерина Сушкова заставила Лермонтова испытать всю жестокость неразделенной любви, похожей на обман («Нищий», 1830). Наталья Иванова вызвала горечь, сознание напрасно растраченных чувств («Я не унижусь перед тобою…»). Даже прелестная Мария Щербатова, напоминавшая поэту «цветущие степи Украйны», но теперь заключенная в «светские цепи», оказывается вынужденной переносить «насмешку и зло».

Неотступно, всю жизнь Лермонтов любил Варвару Лопухину, которая вышла замуж за другого – Н.Ф. Бахметьева. К ней обращено одно из самых пронзительных стихотворений поздней лирики поэта «Валерик» («Я к вам пишу случайно; пpaвo…»), точное и реалистичное по описанию и горестное, щемящее по острому чувству тоски и одиночества без любимой. Ее он сравнивал с другой женщиной в стихотворении, ставшем одним из последних в его творчестве и впоследствии положенным на музыку, – «Нет, не тебя так пылко люблю…».

Иная интерпретации мотива одиночества в творчестве Лepмонтова выражается в стихотворениях, связанных образом тюрьмы, темницы: «Сосед», «Соседка», «Узник», «Пленный рыцарь» и др. Он переходит в позднем творчестве в поэму «Мцыри» (1838–1839). Эта поэма сугубо романтическая, наделенная всеми атрибутами романтизма. Она написана в характерной для романтической поэтики форме исповеди.

Мцыри – любимый идеал Лермонтова. В нем лермонтовская гордость, избранность сердца и чуткость к миру, способность слышать и видеть его; лермонтовский страстный поиск пути. В нем лермонтовская обреченность. Подобная близость наблюдается и с героем одного из стихотворений «тюремного цикла» – «Пленный рыцарь». В нем описание земной жизни строится на противопоставлении прежней воли и теперешней тюрьмы, ратного железа и тюремного камня. Благодаря этому стихотворению противопоставление железо – камень переходит в социальную лирику:

О, как мне хочется смутить веселость их

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью.

(«Как часто, пестрою толпою окружен…», 1840)

Этот «железный стих» направлен против иной тюрьмы – лицемерного, бездушного света, сковывающего и убивающего все естественное, живое, человечное.

Так в стихотворение «1 января 1840 г.» («Как часто пестрою толпою окружен…») входит очень важный для лермонтовского творчества образ маски, ставший центральным в драме «Маскарад» (1835). Образ маски – один из главных символов лермонтовской поэзии, выражающий лживость, двуличие и душевную пустоту окружающих. Он связан с мотивами маскарада, скепсиса, отрицания и сомнения.

Так, в драме «Маскарад» показано губительное влияние света на души людей. Главный герой драмы Арбенин одновременно и преступник, и жертва. Он отрицает «свет», но живет по его законам. В результате Арбенин губит свою невинную жену, так как не верит в естественные чувства, которые сохранила Нина вопреки светскому окружению.

Для мировоззрения Лермонтова принципиально важны строки:

Лишь в человеке встретиться могло

Священное с порочным. Все его

Несчастья происходят оттого.

В этих словах выражена своеобразная программа не только драмы «Маскарад», но и всего творчества поэта.

Несколько иначе мотив маскарада звучит в стихотворении «1 января 1840». Маскарад невыносим для лирического героя, так как маски прикрывают не лица, а их отсутствие – бездушие. Потому ему и слышится «дикий шепот», от которого пробегает холодок по телу; отсюда, как из тюрьмы, лирический герой хочет вырваться – в прекрасный, гармоничный мир природы и детства. Но попытка бегства – это лишь мечта. Как и Мцыри, лирический герой стихотворения обречен вернуться в мир масок – в «тюрьму». И здесь у него рождается стих, «облитый горечью и злостью».

Так возникает еще один важнейший мотив лермонтовской поэзии – критический. Он объединяет романтические и реалистические мотивы в его творчестве – прежде всего гражданские и патриотические. Здесь мы видим критику конкретного общества – высшего света, звучащую не только в названном стихотворении «1 января 1840», но и во многих других, относящихся к реалистической лирике Лермонтова («Смерть поэта», 1837, «Дума», 1838 и др.).

Критика социальной среды у Лермонтова может быть связана с определенной его частью, например, с высшим светом – как в стихотворении «Смерть поэта», но может выражать его мысли о всем поколении в целом – как в стихотворении «Дума»:

Печально я гляжу на наше поколенье:

Егo грядущее иль пусто, иль темно,

Меж тем под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно.

Далее, рисуя обобщенный портрет современника, Лермонтов не отделяет себя от всего поколения 30-х годов. Но начало и конец «Думы» – это умозаключение того, кто способен оценить современное общество. И эта оценка беспощадна – только презрение потомков заслуживает поколение бездействующих, равнодушных, «промотавших» свое душевное богатство людей.

Такие люди не могли удовлетворить высоким требованиям Лермонтова. Поэт, всегда стремившийся к активной, яркой деятельности, обращается в поисках отвечающих его идеалу натур в далекое прошлое («Песня про … купца Калашникова», 1838). С этим же связан его интерес к событиям, не столь отдаленным.

О поколении участников Отечественной войны 1812 года рассказывает стихотворение «Бородино» (1837). Оно стало переработкой раннего, романтического «Поле Бородина» (1830). В своем знаменитом стихотворении «Бородино» Лермонтов меняет рассказчика. Вместо традиционного для его ранней поэзии лирического героя романтика, от лица которого ведется рассказ в стихотворении «Поле Бородина», появляется простой русский солдат, из тех, благодаря которым Россия выдержала страшные испытания войны с Наполеоном. Этот солдат и становится главным героем стихотворения, в нем для Лермонтова воплотилось то, что он хотел видеть, но не находил в своих современниках:

– Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя,

Богатыри – не вы!

Россия в эпоху 1830-х годов представляется поэту совсем иной: это «немытая Россия, / Страна рабов, страна господ». Но означают ли такие страшные слова, адресованные своей родине, что Лермонтов ее не любит, что он – не патриот? Чтобы разобраться в этом, вновь обратимся к его романтическим произведениям.


 




Критический мотив, столь ярко прозвучавший в реалистической лирике, в романтической поэзии Лермонтова перерастает во всеобъемлющее сомнение в том, что все мироздание устроено правильно. С этим связан еще один центральный лермонтовский мотив – демонический, и образ Демона, воплотившийся в целом ряде его произведений – стихотворениях «Мой демон» 1829 и 1830 годов, поэме «Демон» 1838 г.

Демон в романтической поэзии стал символом отверженности и непокорности гордой титанической личности, противостоящей Богу и людям. Лермонтов рисует в произведениях, связанных с демоническим мотивом, не столько образ зла и разрушения, сколько воплощение отрицания, сомнения, скептицизма. Это одна из характерных особенностей лермонтовского Демона. Она отражает в целом философскую позицию поэта.

По его представлениям, мир настолько совершенен, что доброго отношения он не заслуживает. Как это не удивительно, но именно силам зла поэт отводит главную роль в исправлении мира. В своих стихах он не единожды утверждал свою связь с ними. Лермонтов противопоставляет два рода вдохновенья и две музы. Первая – «муза кротких вдохновений»; она всегда вынуждена уступать место другой, той, что внушает «железный стих». Именно эта – вторая – муза и оказывается связана с именем Демона:

И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня

И ум мой озарять он станет

Лучом чудесного огня…

(«Мой демон», 1831)

В стихотворении «Мое грядущее в тумане…» (1835), посвященном теме поэта-пророка, поэт рассказывает о том, как он предает себя злу, чтобы лучше понять его, изучить на себе и исправить. Это своеобразная жертвенность во благо мира.

Таков поэт-пророк и в других стихотворениях, связанных с этим мотивом в творчестве Лермонтова. В наполненном гражданским пафосом стихотворении «Поэт» (1838), Лермонтов напоминает о высоком назначении поэта, который своей творческой властью должен объединять людей «во дни торжеств и бед народных», пробуждая в них благородные мысли.

Но общество масок, привыкшее «морщины прятать под румяны», не приемлет такой миссии поэта, а потому стихотворение заканчивается вопросом: «Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?». Лермонтов верит в силу «из пламя и света рожденного слова», а потому его поэт-пророк остается верен своему предназначению.

Эта мысль звучит в его поэтическом завещании Лермонтова – стихотворении «Пророк» (1841). Сравнивая пушкинского «Пророка» с лермонтовским, наивно было бы видеть одном поэте лишь жизнеутверждение, а в другом – скорбь. Пушкинский пророк страдает. Преображения, которые совершает Серафим, мучительны. Миссия «глаголом жечь сердца людей» добывается заменой «трепетного сердца» на «угль, пылающий огнем». Лермонтовский пророк, читающий «в очах людей … страницы злобы и порока», при всей жестокости толпы, при всем одиночестве не теряет веры в гармонию как основу мира. И этот радостный разговор со звездами спасает пророка от отчаяния:

Завет предвечного храня,

Мне тварь покорна там земная;

И звезды слушают меня,

Лучами радостно играя.

Но путь к такому взаимопониманию с Небом был не прост для поэта. Он должен был сначала изжить своего демона, «отделаться стихами» от него. Разрушение несовершенного, неправедного мира – такой видит поэт поначалу задачу того, кто, став пророком, впустил в себя силы зла.

Важно и то, что это неприятие имеет активный, деятельный характер, с чем связан еще один важнейший мотив лермонтовской поэзии – мотив действия, борьбы: «Мне нужно действовать», – говорит поэт в стихотворении «1831-го июня 11 дня». Наиболее чеканную форму этот мотив получает в юношеском стихотворении «Парус» где поэт создает истинно романтическую картину. Здесь море – символ свободы и непокорности, и представлено оно во всей своей красе. Состояние природы созвучно мыслям и переживаниям автора: «А он, мятежный, просит бури, /Как будто в бурях есть покой!» Романтический идеал Лермонтова – мятежная, стремящаяся к свободе личность – отражен в этом стихотворении с удивительной полнотой.

Вообще пейзажная лирика Лермонтова вбирает в себя все основные мотивы его творчества. Именно в пейзажной лирике появляется новый мотив, характерный для позднего Лермонтова, – мотив примирения, согласия с миром, соединяющий романтическое и реалистическое начало его поэзии.

Одно из последних стихотворений Лермонтова – «Выхожу один я на дорогу…» (1841) – соединяет вечность, Вселенную и человеческую личность, которой оказывается доступна неизмеримость, беспредельность Вселенной и которая собою, обостренным своим чувством красоты наполняет Вселенную, оказывается равной ей: «Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, / И звезда с звездою говорит». Такая степень духовности личности может совместить прежде несовместное для Лермонтова: свободу – и покой, одиночество – связь с мирозданием, жизнь и смерть.

Так конце своего творческого пути Лермонтов обнаруживает некое духовное приближение к Пушкину, которому столь явно противостояла его ранняя поэзия. В его творческом мироощущении проявляется устремленность к реалистической ясности и простоте, к единству «свободы и покоя», к «примирению» небес и земли.

В поздней лирике поэт одновременно и познал свою зависимость, связь с миром, и обрел ту духовную свободу, человеческую, а не демоническую, которая неведома была герою ранней лирики. Благодаря обретенной внутренней свободе герой оказывается способным почувствовать свое единство с целостным, бессмертным миром природы, вкусить отраду смирения и благодать подчинения высшему началу:

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога…

(«Когда волнуется желтеющая нива…»; 1837)

В стихотворениях жанра «молитвы», притягивавшего Лермонтова с давних лет, также появляются новые интонации. Возникает чувство освобождения от страдания, сомнения, основа которого вера в «силу благодатную»:

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

(«Молитва», 1839)

Молитва о другом, о покое и спасении чужой души освобождает от избытка сосредоточенности на самом себе и одновременно снимает напряжение, чрезмерный эгоцентризм поэтического слова:

Не за свою молю душу пустынную,

За душу странника в свете безродного;

Но я вручить хочу деву невинную

Теплой заступнице мира холодного.

(«Молитва», 1837)

Появляется возможность увидеть и почувствовать близкую, родную душу:

Наедине с тобою, брат,

Хотел бы я побыть…

(«Завещание», 1840)

Стихотворение «Родина» (1841) – предсмертная попытка собрать все, что дорого Лермонтову в мире и особенно в родной стране. Почему Лермонтов любит «степей холодное молчанье»? Наверное, ему, прожившему, нелегкую жизнь, близка эта суровость родной природы. А широта души поэта, зовущая к безграничности, помогает заметить что-то родное в «лесов безбрежных колыханье». Любовь к морю, его мятежной, изменчивой, беспокойной стихии, выливается в восхищение «разливами рек», которые «подобны морям».

Жизнь поэта была вечным скитанием и поиском родного тела, а потому он «проселочным путем» «скачет в телеге», «вздыхая о ночлеге». А вокруг он видит то, что воплощается в удивительный по своей щемящей проникновенности образ, ставший выражением народной России в русской поэзии – «дрожащие огни печальных деревень». Сродни ему и образ «четы белеющих берез», прочно вошедший в сознание русского человека.

Усталость странника растворяется в простом и надежном ладе мирной деревенской жизни:

С отрадой многим незнакомой

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым.

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков.

К таким простым, естественным формам жизни, родственным исконным народным основам, приходит поэт в конце своего пути. Так сплетаются в неразрывное единство столь разнообразные мотивы его творчества. В этих мотивах воплотился краткий, но столь яркий путь поэта, в них нашла отражение вся сложная, неординарная личность человека, стремящегося «исчерпать в себе и мира совершенства» и использовавшего для этого богатые возможности своего творческого дара.