Поэт страдает от мысли, что его поколение «старится в бездействии», потому что у негр «ровный путь без цели», потому что оно отказалось от борьбы, от «мыслей благородных», от искусства и поэзии и превратилось в «презренных рабов». Естественно, что такое поколение не имеет будущего и никогда не сможет продолжить славной истории своей отчизны:

Толпой угрюмою и скоро позабытой

Над миром мы пройдем без шума и следа,

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда.

Вот почему прошлое для него ужасно: разгром декабристов, их казнь и ссылка; но и будущее тоже безотрадно:

Гляжу назад — прошедшее ужасно;

Гляжу вперед — там нет души родной!

Предметом поэтического осмысления и отвержения выступают не столько отдельные черты русской действительности, сколько вся Россия как социально-историческое целое. В стихотворении во главу угла поставлена действительно главная черта самодержавно-крепостнической империи: рабство и господство. Поэт показывает и глубину своего понимания рабства. Оно для него не только характеристика внешнего, положения народа, меры его угнетения и бесправия, но и печальная реальность внутреннего, духовно-нравственного состояния людей в царстве произвола.

Все это, вместе взятое: крепостное рабство, жандармский произвол и жалкая преданность ему — предстает в поэтической формуле Лермонтова как нечто единое, что в совокупности и составляет понятие «родина», чему он говорит решительное «Прощай!».

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

Но не только в таком облике предстает родина в лирических произведениях Лермонтова. Стихотворение «Родина», написанное незадолго до смерти поэта, — это раздумье о его отношении к отчизне.

Понимание реакционности, ничтожности обращает мысль Лермонтова к иным социальным силам — демократическим. Неудача выступления первых дворянских революционеров, трагедия, которая коснулась всего русского общества и которую с такой болью переживает поэт, поставила перед ним вопрос об общественно-исторической роли народа в развитии страны. Подлинно народная Россия становится предметом идейно-творческих раздумий поэта. Отмечая это в его творчестве и мировоззрении, Н. Добролюбов писал: «Лермонтов... умевши рано постичь недостатки современного общества, умел понять и то, что спасение от этого ложного пути находится только в народе».

Поэт «непобедимым рассудком» привязан к простым картинам родной природы и русской деревни.

В стихотворении «Родина» создан живой поэтический образ родины, основное содержание которого — широта ее просторов, русская природа и народная жизнь. В изображении и того, и другого поражает сдержанность, экономия художественных средств. Поэт употребляет несколько эпитетов, точных, но не ярких: «печальные деревни», «желтая нива», «белеющие березы», «росистый вечер».

Образ родины дается в стихотворении в развитии: от широкого плана к более узкому. За начальными строками, в которых Лермонтов перечисляет официальные формы патриотизма, следует изображение большого мира России:

Но я люблю — за что, не знаю сам — Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям.

Затем даются частные детали пейзажа, непосредственно связанные с народным бытом: «дымок спаленной жнивы», «ночующий обоз», «полное гумно», изба, покрытая соломой», «с резными ставнями окно». Завершает образ родины картина сельского праздника.

Н. Добролюбов писал об этом стихотворении: «В удивительном стихотворении «Родина» Лермонтов понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно».

Чувство любви к Родине не дается человеку в момент рождения. Оно воспитывается и зреет в процессе развития личности. Наличие генетической памяти не гарантирует пробуждения национального самосознания. Любовь к Родине, как и любое высокое чувство, — свидетельство душевной зрелости, показатель качества духовной активности.

Сроки творческой биографии М. Ю. Лермонтова как бы сдвинуты по отношению к срокам и фазам человеческой жизни. Он погиб, не выйдя из возраста молодости, но личная и творческая зрелость пришла к нему очень рано.

В формировании отношения Лермонтова к Родине проявились особенности его мировосприятия. В стихотворении пятнадцатилетнего поэта «К Д...ву» говорится:

Я пробегал страны России,

Как бедный странник меж людей...

Мотив странничества, одиночества — не только дань поэтике романтизма. Ранняя смерть матери и разлука с отцом не могли не повлиять на характер поэта и его самоощущение. Недаром в написанном в связи со смертью отца в 1831 году стихотворении он пишет:

Ужасная судьба отца и сына

Жить розно и в разлуке умереть,




 








И жребий чуждого изгнанника иметь

На Родине с названьем гражданина!

Но чувство изгнанничества в большей степени, чем с обстоятельствами личной судьбы, было связано с тем настроением разочарованности и опустошенности, которое сложилось в обществе после поражения декабристского восстания.

Лермонтов физически ощущал отсутствие свободы, как отсутствие воздуха: «И душно кажется на Родине...» Он очень рано высказал неприятие любых форм угнетения: «Там стонет человек от рабства и цепей!.. Друг! Этот край... моя отчизна!» В раннем творчестве поэт добровольно отрекается от края «рабства и цепей»: «...оставил брег земли своей родной для добровольного изгнанья!»

Не находя идеала в окружающей жизни, Лермонтов обращается мыслями к прошлому или к чужим землями Степным вороном хочет улететь его лирический герой на родину шотландских предков, но «тщетны мечты» поэта: «Меж мной и холмами отчизны моей расстилаются волны морей». Душа юноши стремится в горы: «Как сладкую песню отчизны моей, люблю я Кавказ». Он слышит в вечерних звуках южных степей «памятный 'глас» рано умершей матери. 'Но сюда, в «жилище вольности простой», вместе с войной из России уйдет несвобода. Отрадное воспоминание о вольнолюбивом Новгороде, чье сердце «при имени свободы трепещет... и кипит», омрачается мыслью, что и эта вольность была, уничтожена, и «колокол на башне вечевой... отзвонил ее уничтоженье».

Лермонтов очень рано начал ощущать свою «русскую душу» и народный исток своего творчества:

Так перед праздною толпой

И с балалайкою народной

Сидит в тени певец простой

И бескорыстный и свободный!..

Поэт хорошо знал русскую историю и дорожил ею. В прошлом году он находил примеры таких ситуаций, когда личность не противопоставляла себя обществу, когда вскрывалось глубинное чувство русской народной психологии — общинность. Желание прикоснуться к сокровищам народной культуры порождало фольклорное и простонародное начала в творчестве. В стилизованной под солдатскую песню аллегории «Два великана», написанной в 1832 году, отражена бесславная судьба «трехнедельного удальца» Наполеона, не устоявшего в единоборстве «со старым русским великаном». К событиям войны 1812 года обращены такие стихотворения: 1830— 1831 годов «Поле Бородина» и 1837 года «Бородино». Но если в первом подчеркнута трагическая цена знаменитого сражения, когда солдаты, шепча «молитву родины своей», погибают «отчизны в роковую ночь», то второе стало прославлением русского национального характера, проникнутым героическим пафосом прошлого, противопоставленного настоящему.

Но русская история имела и такие тенденции, которые А. С. Пушкин назвал «бунтом бессмысленным и беспощадным». В пророческом стихотворении 1830 года «Предсказание» Лермонтов рисует страшную картину бедствий, грядущих после падения «царей короны» и низвержения закона чернью.

При всем неприятии николаевского правления, поэт не является принципиальным противником царской власти. Образ царя у него, может ассоциироваться и с такой отрадной картиной, как в четверостишии 1831 г.:

Кто видел Кремль в час утра золотой,

Когда лежит над городом туман,

Когда меж храмов с гордой простотой,

Как царь, белеет богиня-великан?

Сердце лирического героя поэзии Лермонтова разрывает противоречие между любовью к «полям земли родной», у которой прекрасны даже «непогоды», и осуждением «страны порочной», высказанным наиболее резко в стихотворении 1837 года «Прощай, немытая Россия...». В этом восьмистишии поэт не только изобразил соотношение общественных сил: «страна рабов, страна господ», — но и указал главную силу аппарата угнетения: «мундиры голубые», то есть жандармы. «Всевидящие глаза», «всеслышащие уши» — это тайный сыск, основной способ деятельности жандармов. В стихотворении выражено одинаковое неприятие и источника и объекта угнетения.

Поэт, понимая, что он «чужой в родном краю», не может «на родине томиться», пытается найти замену чувству родины, то заявляя: «Мой дом везде, где есть небесный свод...», то предполагая, что «отчизна там, где любят нас». На какой-то миг лирический герой смиряется с утратой родины:

Но, потеряв отчизну и свободу,

Я вдруг нашел себя, в себе одном

Нашел спасенье целому народу...

Но мысль: «Что, если я со дня изгнанья совсем на родине забыт!» — заставляет дрожать душу. Только на родной земле «смиряется... души тревога», когда поэт видит, как «волнуется желтеющая нива» или как «пушистый снег валит», или когда внимает «колоколам монастыря». Чувство любви к родине сравнимо с религиозным: «...И в небесах я вижу бога». Лирика Лермонтова полна предсказаний и прозрений, в том числе предвидений собственной участи: «Я предузнал мой жребий, мой конец». Чем ближе подходил отпущенный поэту срок, тем чаще обращался он в стихах к родным картинам, как будто посылал «родному краю поклон», как герой стихотворения 1840 года, помеченного датой «1-е января»:

Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,

А за прудом село дымится — и встают

Вдали туманы над полями.

Итог своему осмыслению чувства любви к отчизне Лермонтов подвел в «тихотворении «Родина», написанном в 1841 году.

Поэт начинает его с экспозиции, в которой определяет отличие своего патриотизма от других точек зрения. И хотя в первых строчках звучит полемика с основными течениями общественно-исторической мысли, в частности с теорией официальной народности и с концепциями славянофилов, по отношению к которым чувство поэта могло выглядеть «странным», — это не политическая декларация. Рассудок не может победить чувство любви, потому что любовь, как и вера, по природе своей иррациональна: «...люблю — за что, не знаю сам...» Это признание в любви к русской земле, хоть и выражено неброскими художественными средствами, по концентрации чувства кажется сходным со 103-м псалмом Давида, когда любующийся Божьим творением поэт, как «на крыльях ветра», переносится из заоблачных высей в глубокие долины, так что зрит и «шатер небес», и «горные чертоги над водами», и «логовище» лесного зверя, и «траву для скота», «и вино, которое веселит сердце человека». Так и в стихотворении «Родина», бросая элегический взгляд на землю из космоса, лирический герой видит только «ее степей холодное молчание, ее лесов безбрежных колыханье, разливы рек ее, подобные морям...».

Наблюдатель приближается к земле, просторы которой столь широки, что неясно, свет деревенских огней или дрожащих в ночи звезд так медленно доходит до взора. Постепенно общий план становится все более крупным: обоз, березы, изба, резьба на ставнях. В восприятие пейзажа кроме зрения включаются другие органы чувств: пахнет дымом, садится роса, слышатся топот и свист. Космический холод сменяется человеческим теплом. В псалме: «...выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера». Вот и дела рук человеческих: «спаленная жнива», «полное гумно». А вот и сам человек, отдыхающий от трудов: праздничная деревенская пляска «под говор пьяных мужичков». Сразу вспоминается «пьяный топот трепака» из «Путешествия Онегина» А. С. Пушкина. Оба поэта не идеализировали народ, но знали, что в народной душе скрыт животворящий источник высоких нравственных ценностей. Для мировосприятия Лермонтова было естественным спокойно-молчаливое ожидание перехода через черту жизни: «...молчу и жду: пора пришла...» И тот «сладкий голос», который звучит «в стране покоя и забвенья», поет поэту и о любви к Родине.