Дело даже не в том, что перед лицом опасности забываются внутренние распри, У Лермонтова есть известная идеализация прошлого, на она коренится в иных причинах. Лермонтов разделял убеждение, что дворянство — срединный слой между царем, высшей властью и народом («Слуга царю, отец солдатам...»), но это почетное место дворянства раньше было обусловлено его личными достоинствами («Полковник наш рожден был хватом..»), а вовсе не богатством и знатностью, не внешними по отношению к личности причинами, а внутренним содержанием самой личности, ее исконно природными свойствами. Именно это определило единство духа всего русского народа в Бородинской битве, поскольку природные, личные достоинства выступили независимо от всяких других отношений, от каких бы то ни было корыстных соображений о личной выгоде. Вот почему каждый человек, командир или солдат, внутренне целен в своей природной, естественной сущности, как и подобает на его месте, добытом исключительно личной энергией, волей, умом, способностью. Полковник «рожден был хватом», а не добился полковничьего звания интриг, лести, клеветы, коварства. Именно поэтому между солдатами и полковником существует единство. Она проистекает из общих основ природной цельности, где каждый занимает место, соответствующее его изначальным духовным и физическим возможностям.

В этом смысле природные свойства, столь ярко обнаженные в Бородинской битве, противостоят «нынешнему племени», где, по мысли Лермонтова, торжествуют на личные достоинства человека, а корыстные мотивы, где действуют непонятные для человека, чуждые его собственной природе, иррациональные отношения, извращающие души людей. Вместо богатырей духа, которые жизнь свою приносят на алтарь отечества, теперь предстают некие обессиленные люди, не способные к испытаниям личной воли, личной энергии, природных свойств. Нет сомнения, что взгляд, принятый теперь Лермонтовым и заключающийся, в отличие от его ранних произведений, в том, что зло заключено не в природе человека («Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным...»)

В «Бородине» предстал цельный человек в полноте национальных черт, воплотивший сущность национального характера. Не случайно здесь употреблено традиционно русское, солдатское слово «богатыри», идущее еще от гуноровских времен («чудо-богатыри»). Автор не знает (ого эпического состояния слитности каждого друг с другим, с жизнью всех, когда даже сама смерть — отрешение от своей личности («И умереть мы обещали...») —воспринимается как счастье. Эпическое состояние принадлежит прошлому, а все стихотворение превращено в элегию о невозвратно ушедшей героической эпохе. Элегический лиризм, проникнутый горьким сожалением о недостижимости эпического состояния, порождающего героику личности, обрамляет суровую эпическую картину.

От «Бородина» идет прямая линия к «Родине», где лирическое переживание обусловлено объективным миром и прямо связано с народным сознанием. В этом стихотворении позиции славянофилов и Лермонтова уже решительно разошлись. Теперь именно с народной жизнью: поэт связывает обновление России. В этом проявилась отчетливая логика лермонтовского идейно-художественного развития.



 







Однако дворянскому интеллигенту рассудок говорил и нечто другое. Строки
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья...

непосредственно следуют после стихов о конфликте чувства с рассудком. Значит, доводы рассудка касались и этих сторон. Неверно было бы думать, что строки о славе, покое и темной старине обращены к ревнителям официальной идеологии и в этом смысле полемичны. Современники справедливо видели в них выражение своих чувств и переживаний. Россия после наполеоновского нашествия покрыла себя неувядаемой славой и обрела покой. Белинский всегда с сочувствием цитировал лермонтовскую строку о покое: «...увенчанная славою Россия начала отдыхать от своих побед и торжеств и процветать миром в «гордом и полном доверия покое...» Слово «покой» не имеет в «Родине» значения «бездействие» или «сои», подобно употреблению этого слова в «Споре» («Все, что здесь подвластно оку, Спит, покой ценя»)