Лермонтовское «я» не искажало, а укрупняло, концентрировало то, что переживали, к чему устремлялись передовые деятели русского общества 30-40-х годов. Этим объясняется и романтический по преимуществу пафос лирики Лермонтова. В его стихотворениях чувства и ситуация предельно обострены, выражены в необычных, подчеркнуто экспрессивных формах. Например, ощущение одиночества передается с помощью метафорического образа «утеса-великана», всеми покинутого, «тихонько» плачущего в пустыне («Утес»).  Желание счастья, деятельной свободы воплощается в фантастической мечте «навеки так заснуть (т. е. перенестись, в другие, более благоприятные времена)

Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь»
(«Выхожу один я на дорогу…»).

Наряду с этим Лермонтов использует и реалистические приемы изображения. Так, в процитированных стихотворениях тучка характеризуется эпитетом «золотая», в лунную ночь «спит земля в сиянье голубом», дуб  «темный», путь  «кремнистый» и т. д. Романтическая в основе своей лирика Лермонтова не противостояла системе реалистических выразительных средств. Отдельные стихотворения, например «Бородино», «Казачья колыбельная песня», написаны преимущественно в реалистическом ключе. Свободный переход из одной поэтической системы в другую, их сочетание объясняются своеобразием таланта Лермонтова, Он был поэтом жизни и титаном образных ассоциаций. Его поэзия отразила и «небо», и «землю», и «рай», и «ад». При такой масштабности поэтического мышления неизбежно слияние и единство двух линий - реалистической и романтической с преобладанием последней.

Экспрессивный характер лирики Лермонтова тесно связан с его представлениями о назначении и роли поэта. Лермонтов органично воспринял пушкинские идеи о высокой общественной миссии искусства. Но в условиях реакции он предъявлял к нему новые, более высокие требования. Лермонтов считал, что поэзия должна, подобно кинжалу, воспламенять «бойца для битвы», звучать, «как колокол на башне вечевой, / Во дни торжеств и бед народных» («Поэт», 1838). Аллегоризм позволял оттенить мысль о том, что поэт в эпоху «бед народных»- прежде всего мститель за попранную свободу, глашатай борьбы и протеста. Такому назначению не отвечала современная Лермонтову массовая поэзия. Отсюда горькое сетование па бездействие и призыв:

Проснешься ль ты опять, осмеянный


 





пророк?
Иль никогда на голос мщенья,       
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?

Сам Лермонтов прошел свой нелегкий путь с обнаженным клинком. Он не потерял стойкости, веры в высокое назначение поэзии даже тогда, когда убедился, что слова истины и протеста вызывают гонение общества. В стихотворении «Пророк» (1841) нарисован образ поэта-изгнанника, которого «ближние» забрасывают камнями только за то, что он нес им «любви и правды чистые ученья». Поэт-пророк вынужден бежать в пустыню, но воля его не сломлена. Он горд сознанием правоты, важности своего дела. Стихотворение символизировало трагедию прогрессивной личности 30-40-х годов, прежде всего трагедию самого Лермонтова, поэта мятежного, выступающего за чистоту человеческих отношений, справедливость. Вот почему Белинский еще при жизни Лермонтова признал в нем «поэта русского, народного, в высшем и благороднейшем значении этого слова…».

Большое место в творчестве Лермонтова занимают поэмы. К этому жанру он обращается уже в 1823 г. Всего Лермонтовым написано около 30 поэм. Ранние опыты («Черкесы», «Корсар») мало самостоятельны и несовершенны в художественном отношении. Зрелый период в работе над поэмами приходится на последние пять лет жизни. В это время он создает такие поэмы, как «Боярин Орша», «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», «Беглец», «Мцыри», «Демон» и др.

«Песня про купца Калашникова» написана поэтом в духе устного народного творчества и принадлежит к числу высших достижений русского поэтического искусства. Обратившись к историческому прошлому (к эпохе Ивана IV), Лермонтов, по словам Белинского, «…слился с ним всем существом своим, обвеялся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи», постиг «простодушную суровость… нравов», создал картины, которые «достовернее всякой действительности.