В юности Лермонтова не было света и веры. Он вырос в душевной пустыне, и жил в ней, и сам себя на нее обрекал, и не мог из нее выбраться. Среди отчаянной пустоты тон жизни, которой он жил, оставалось одно: сохранить то, что старался уничтожить в своих подданных Николай I, - свободу мысли и духа. Сохранить интерес к людям. Пытаться понять их души, их трагедию. Это он и делал всю свою жизнь. Пятнадцатилетним мальчиком он написал «Монолог»:

* Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
* К чему глубокие познанья, жажда славы,
* Талант и пылкая любовь свободы,
* Когда мы их употребить не можем?

Эти строки можно поставить эпиграфом ко всему творчеству Лермонтова. Среди его ранних стихов немало наивных, несовершенных, просто слабых, но во всем, что он писал в юности, уже видна его личность; виден рано сформировавшийся и рано отчаявшийся человек.

* Мы, дети севера, как здешние растенья,
* Цветем недолго, быстро увядаем…
* Как солнце зимнее на сером небосклоне,
* Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
* Ее однообразное теченье
* И душно кажется на родине,
* И сердцу тяжко, и душа тоскует

Лучшие люди поколения Лермонтова действительно «цвели недолго». Погиб от чахотки отданный в солдаты поэт Полежаев, рано умерли Белинский, Станкевич, Грановский, и сам Лермонтов не дожил до двадцати восьми лет. «После декабристов, - пишет Герцен, - все попытки основывать общества не удавались действительно; бедность сил, неясность целей указывали на необходимость другой работы - предварительной, внутренней». Эту «предварительную, внутреннюю работу» выполнял Лермонтов. В его стихах поколение осознавало и начинало понимать свою трагедию:


 



* Не зная  ни  любви,  ни дружбы  сладкой,

* Средь бурь пустых томится юность наша,
* И быстро злобы яд ее мрачит,
* И нам горька остылой жизни чаша,
* И уж ничто души не веселит.

Так кончается стихотворение «Монолог», написанное пятнадцатилетним мальчиком. Это не обычный юношеский пессимизм; Лермонтов еще не умел объяснить, но уже заметил и понял, что человек не может быть счастлив, лишенный возможности действовать. Через десять лет после «Монолога» он напишет роман «Герой нашего времени», где объяснит психологию своего поколения и покажет безысходность, на которую обречены его сверстники.

С тех пор, как пятнадцатилетний мальчик признался: «В уме своем я создал мир иной» - до выстрела Мартынова прошло всего двенадцать лет. В них уместилась вся литературная жизнь Лермонтова. Сотни стихов, поэмы, драмы, повести, роман - все написано за эти двенадцать лет. И всюду - в стихах, в драматургии, в прозе - перед нами сам автор. Когда начинаешь читать подряд сочинения Лермонтова, обнаруживаешь, что он часто повторял, переносил из одного стихотворения в другое целые строфы, даже страницы. Например, «Желанье», о котором мы уже говорили: «Отворите мне темницу» - написано в 1832 году, а в 1837 - «Узник», с тем же началом. В поэме «Измаил-Бей» есть две песни: одна из них, иначе обработанная, позже войдет в «Бэлу», другая почти дословно повторится в поэме «Беглец». Арсений из поэмы «Боярин Орша» почти полностью произносит будущую исповедь Мцыри:

* Ты слушать исповедь мою
* Сюда пришел! - благодарю.
* Не понимаю, что была
* У вас за мысль? - мои дела
* И без меня ты должен знать,
* А душу можно ль рассказать?
* Эти повторения смущают нас: как же так?
* Зачем он переписывал сам себя?

Он не переписывал. Он готовился. Многие его стихи, и целые поэмы, и целые пьесы - это как бы наброски, может быть, даже черновики его будущих произведений. Некоторые из них он успел написать: поэмы «Демон», «Мцыри», роман «Герой нашего времени». Но многие его книги не написаны и не будут прочитаны нами никогда. Почти всегда он писал о себе - и в то же время всегда готовился написать не о себе. О человеке своего поколения. О герое своего времени. И, может быть, вся его поэзия - подготовка к непостижимому подъему на вершину его прозы. Опыты драматургии, первые прозаические произведения - это тоже подготовка, тоже наброски, эскизы, подход к будущему герою романа.