1.  Особенности эпохи, когда была создана «Песня...».
2.  Своеобразие произведения.
3.  Фольклорные элементы в «Песне...».

Поэма М. Ю. Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», написанная в 1837 году в контексте всего творчества поэта воспринимается как особый результат работы над русским фольклором. Нужно сказать, что вообще для 30-х годов XIX века характерен интерес к фольклору. Эти были годы, когда страна переживала глубокий кризис. Русское общество в то время находилось на перепутье, а многие люди того периода готовы были считать сложившуюся ситуацию тупиковой. Некоторые умы пытались найти выход, отталкиваясь от духовных ресурсов родной культуры.

Между тем, дворянская и народная культуры в России находились на абсолютно противоположных полюсах. То есть той средней прослойки общества, того среднего класса, буржуазии, который бы объединял знать и простонародье, обеспечивал взаимовлияние культурных традиций и нравственных воззрений, как это было во всей Европе, в России не было. И именно литература в 30-х годах решила взять на себя роль посредника.

Итак, 1830 год ознаменовался обостренным вниманием к народу, его бытию и, конечно, к его творчеству. А. С. Пушкин устремился к сказкам; на литературном горизонте появилось новое имя — Николай Васильевич Гоголь, ставший известным своими «Вечерами на хуторе близ Диканьки», которые моментально стали популярными. В России появляется огромное количество «собирателей народных сказаний». В тот же период времени начинаются ожесточенные философские дискуссии об участи России. То есть речь идет о возникновении двух направлений — западники и славянофилы. Первые видели путь развития родной страны в европеизации, вторые же придерживались точки зрения, что Россия должна быть самостоятельной в своем развитии.

Конечно, как и каждый передовой человек России, Лермонтов не мог не думать об этом вопросе. Он достаточно активно включался в дебаты, однако ни к одному из течений не примкнул. Хотя стоит отметить, что ему было абсолют­но чуждо стремление европеизировать Россию, поскольку западная культура казалась ему потонувшей в атмосфере скепсиса, а идеалы эпохи Просвещения он считал противоречащими человеческому естеству. То есть путь западной цивилизации представлялся Лермонтову неприемлемым. Не случайно он писал:
Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою...

Но и мировоззрение славянофилов во многом было Лермонтову чуждо. Славянофилы, идеализировавшие феодальную Россию, ратующие за направление развития государства по восточному пути, также не были близки поэту. Как было сказано вначале, в своем творчестве Лермонтов разрабатывал историческую тему на протяжении всего творческого пути. Думаю, что, обращаясь именно к историческому прошлому, изображая героические события и характеры героев минувших дней, поэт пытается приблизить к тому идеалу, который в современном ему обществе давно утрачен.

«Песня про купца Калашникова», по словам Белинского, — «создание мужественное, зрелое и столь же художественное, сколько и народное». Произведение Лермонтова написано в особом жанре, приближенном к эпическим фольклорным сказаниям. Нужно сказать, что сам сюжет «Песни...» основан на преданиях из сборников Кирши Данилова и П. В. Кириевского, то есть имеет фольклорные источники. А композиция произведения напоминает былину. «Песня...» состоит из трех частей, каждая из которых заканчивается припевом гусляров, тешащих «боярина и боярыню его белолицую»:
Ай, ребята, пойте - только гусли стройте!
Ай, ребята, пейте - дело разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!



 




Обилие фольклорных деталей, богатство и выразительность поэтических интонаций направлены на то, чтобы достоверно воссоздать эпоху правления Ивана Грозного. Конкретные приметы того времени пестрят в лирической ткани произведения: «седельце бранное, черкесское», «копье басурманское», «житье вольное, казацкое». Просьба опричника Кирибеевича, адресованная царю, напоминает склад лирических песен:
Отпусти меня в степи приволжские,
На житье на вольное, на казацкое.
Уж. сложу я там буйную головушку
И сложу на копье бусурманское;
И разделят по себе злы татаровья
Коня доброго, саблю острую
И седельце браное черкасское.
Мои очи слезные коршун выклюет,
Мои кости сирые дождик вымоет,
И без похорон горемычный прах
На четыре стороны развеется!..

Одно из действующих лиц произведения — реальный исторический персонаж царь Иван Васильевич Грозный, который нарисован в «Песне...» хотя и жестоким, но справедливым, что также соответствует фольклорной традиции. Центральный конфликт «Песни...» — столкновение купца Калашникова и Кирибеевича, причем первый из героев олицетворяет народное начало, второй же — индивидуалистическое своеволие, узаконенное правом «власть имущего». Кирибеевич наносит оскорбление жене Калашникова Алене Дмитриевне, не считаясь с общепринятыми нормами морали. Купец вызывает обидчика на смертный бой, чтобы отомстить не только за личную обиду, сколько за попранную честь и правду. Не случайно, обращаясь за помощью к своим братьям, Степан Парамонович говорит:
И я выйду тогда на опричника,
Буду насмерть биться, до последних сил;
А побьет он меня - выходите вы
За святую правду-матушку.

Конечно, по законам фольклорного жанра, зло побеждено добром: опричник падает замертво, «будто сосенка во сыром бору», сраженный ударом купца.

«Песня...» включает в себя многообразие интонационных оттенков: повествование то ведется в величаво-эпическом ключе (пир в хоромах у Ивана Грозного), то в тревожно-лирическом (ожидание Калашниковым своей жены к ужину), то в скорбно-патетическом (казнь купца). И во всех случаях главным художественным средством является слово поэта, близкое к образцам народной речи. Основой языка «Песни...» являются устойчивые сочетания: «добрый молодец», «красно солнышко», «святая правда-матушка» и т. д.

«Песня...» завершается традиционной для фольклора «славой» боярину, боярыне и всему народу. В. Г. Белинский писал, что в «Песне...» Лермонтов, входя в «царство народности как ее полный властелин», показал «свое родство с нею, а не тождество», оттеняя через это родство «богатство элементов своей поэзии».