Тогда еще не было ни городских телеграфов, ни телефонов, а для спешной передачи приказаний начальства скакали по всем направлениям "сорок тысяч курьеров", о которых сохранится долговечное воспоминание в комедии Гоголя.

Это, разумеется, не было так скоро, как телеграф или телефон, но зато сообщало городу значительное оживление и свидетельствовало о неусыпном бдении начальства.
Пока из Адмиралтейской части явились запыхавшийся пристав и офицер-спаситель, а также и спасенный утопленник, нервный и энергический генерал Кокошкин вздремнул и освежился. Это было заметно в выражении его лица и в проявлении его душевных способностей.

Кокошкин потребовал всех явившихся в кабинет и вместе с ними пригласил и Свиньина.
- Протокол? - односложно спросил освеженным голосом у пристава Кокошкин.
Тот молча подал ему сложенный лист бумаги и тихо прошептал:
- Должен просить дозволить мне доложить вашему превосходительству несколько слов по секрету...
- Хорошо.

Кокошкин отошел в амбразуру окна, а за ним пристав.
- Что такое?
Послышался неясный шепот пристава и ясные покрякиванья генерала..
- Гм... Да!.. Ну что ж такое?.. Это могло быть... Они на том стоят, чтобы сухими выскакивать... Ничего больше?
- Ничего-с.
Генерал вышел из амбразуры, присел к столу и начал читать Он читал протокол про себя, не обнаруживая ни страха, ни сомнений, и затем непосредственно обратился с громким и твердым вопросом к спасенному:
- Как ты, братец, попал в полынью против дворца?
- Виноват, - отвечал спасенный.



 





- То-то! Был пьян?

- Виноват, пьян не был, а был выпимши.
- Зачем в воду попал?
- Хотел перейти поближе через лед, сбился и попал в воду.
- Значит, в глазах было темно?
- Темно, кругом темно было, ваше превосходительство!
- И ты не мог рассмотреть, кто тебя вытащил?
- Виноват, ничего не рассмотрел. Вот они, кажется. - Он указал на офицера и добавил: - Я не мог рассмотреть, был испужамшись.
- То-то и есть, шляетесь, когда надо спать! Всмотрись же теперь и помни навсегда, кто твой благодетель. Благородный человек жертвовал за тебя своею жизнью!
- Век буду помнить.
- Имя ваше, господин офицер? Офицер назвал себя по имени.
- Слышишь?
- Слушаю, ваше превосходительство.
- Ты православный?
- Провославный, ваше превосходительство.
- В поминанье за здравие это имя запиши.
- Запишу, ваше превосходительство.
- Молись богу за него и ступай вон: ты больше не нужен.
Тот поклонился в ноги и выкатился, без меры довольный тем, что его отпустили.
Свиньин стоял и недоумевал, как это такой оборот все принимает милостию божиею!