Общественные и политические преобразования первых десятилетий XVIII века, интенсивный процесс «обмирщения» многих сторон русской действительности не могли не найти своего отражения в литературе. Но, как было уже отмечено, новая проблематика, новые идеи, попытки создания характера человека нового времени и т. п. (иными словами - так называемые «содержательные» элементы художественной литературы) все еще продолжали облекаться в старую форму.

Замечательной заслугой Ломоносова в развитии отечественной эстетической мысли и национальной литературы явился его неоценимый вклад в процесс ликвидации разрыва между содержанием и формой, что было связано прежде всего с теоретическим и практическим реформированием российского стихосложения, с разработкой и созданием национальных норм русского литературного языка.

С силлабическими стихами Ломоносов познакомился, как известно, у себя на родине (с некоторыми стихотворными принципами по «Грамматике» Смотрицкого, а с практикой силлабической поэзии по произведениям С. Полоцкого).

Дальнейшее изучение стихотворства он продолжил в Московской славяно-греко-латинской академии, где на занятиях «пиитикой» студенты упражнялись в сложении русских и латинских стихов. От этого периода до нас дошло только одно стихотворение Ломоносова:

    * Услышали мухи
    * Медовые духи,
    * Прилетев сели,
    * В радости запели;
    * Едва стали ясти.
    * Попали в напасти,
    * Увязли бы ноги,
    * Ах, плачут убоги,
    * Меду полизали,
    * А сами пропали.

Эти шутливые стихи во многом примечательны. В них Ломоносов, допустив смешение славянизмов и русских слов, все же смог добиться простоты и легкости, далеко не частых в стихотворных произведениях того времени; соблюдение силлабического принципа равносложности (по 6 слогов в каждой строке) сочетается, возможно непроизвольно, с равноударностью (в каждой строке по 2 ударения). Последняя особенность сближает их с народной «складной» речью.



 




Дальнейшее более глубокое изучение Ломоносовым отечественного стихосложения было связано с появлением трактата Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». Ломоносов приобрел эту книгу вскоре после ее выхода из печати (на ломоносовском экземпляре стоит дата покупки - 26 января 1736 года) и увез с собой за границу.

Ломоносов досконально изучил этот трактат. На принадлежавшем ему экземпляре «Нового и краткого способа к сложению российских стихов» имеется множество пометок на четырех языках. В ряде случаев он соглашался с Тредиаковским, развивал его мысли, но нередко эти пометки носили полемический, а порою и насмешливый характер. Ломоносов прежде всего оценил и принял сам новый (тонический) принцип сложения русских стихов и его истоки — устное народное творчество. Возможно, что мысль и самого Ломоносова уже шла в этом же направлении. Так, в том месте, где автор трактата говорит о тоническом характере русского стиха и о том, что к этому выводу его привела «поэзия простого народа», Ломоносов приписал пример шутливых фольклорных хореических стихов:

    * По загуменью игуменья идиот,
    * За собою мать черна быка ведиот.

В это же время (1737-1738) Ломоносов изучал теоретические работы по немецкому стихосложению, что еще более могло укрепить его мнение о том, что силлабическая версификация свойственна далеко не всем языкам. Половинчатый характер стихотворной реформы Тредиаковского, во многом еще не вышедшего за пределы силлабики, не мог удовлетворить Ломоносова. Но переходный стих Тредиаковского (как завершающий этап старого и начало нового стихосложения) был необходим: невозможно было сразу покончить с примерно полуторовековой силлабической традицией. Стихотворные опыты самого Ломоносова до его «Оды на взятие Хотина» достаточно красноречиво свидетельствуют о больших трудностях на путях перехода на новую, силлабо-тоническую систему. Поэтому .вполне естественно, что «реформированный» (тонизированный) 13-сложник Тредиаковского был взят (пусть ненадолго) на вооружение и «школьными» поэтами, и студентами «рыцарской академии» (Сухопутного кадетского корпуса) -Михаилом Собакиным, затем Сумароковым и некоторыми другими. Этим же в значительной степени можно объяснить и тот факт, что блестящей оде Ломоносова на взятие Хотина была предпочтена ода «профессора» Харьковской коллегии Витынского, написанная реформированными виршами по рецепту Тредиаковского, которого автор в сопроводительном письме на латинском языке называет своим учителем («своему в этом деле, признаюсь, учителю»). Очевидно, эта ода должна была читаться так:

    * Чрезвычайная летит - что то за премёна
    * Слава носящая ветвь финика зелена.
    * Порфирою блеще вся, блещет вся от злата,
    * От конца мири в конец мечется крылата

В 1739 году Ломоносов прислал в Академию наук свою «Оду на взятие Хотина» вместе с «Письмом о правилах российского стихотворства» (последнее адресовалось «Российскому собранию»), завершив тем самым и теоретически и практически реформирование русского стихосложения.

При сравнении «Письма» Ломоносова с трактатом Тредиаковского становится ясно, насколько компромиссные рекомендации Тредиаковского все еще ограничивали возможности русского стихосложения. И все же роль Тредиаковского в развитии русского стихосложения нельзя недооценивать. Он не только первый поставил вопрос о необходимости введения тонического принципа, но и дал Ломоносову материал для полемики, во многом облегчив поиск его. Новая система русскою стихосложения оформилась из согласия с рекомендациями Тредиаковского и опровержения его ограничений.

«Письмо о правилах российского стихотворства» Ломоносов строит на ряде общих «оснований», имеющих важное принципиальное значение. Ломоносов прежде всего заявляет, что «российские стихи надлежит сочинять по природному нашего языка свойству, а того, что ему весьма несвойственно, из других языков не вносить», и рекомендует использовать все, «чем российский язык изобилен и что в нем версификации угодно и способно». Так, Ломоносов освобождает русское стихотворство от всех ограничений, наложенных Тредиаковским. Раз в русском языке «те только слоги долги, над которыми стоит сила (ударение), а прочие все коротки», то организующая роль ударения должна быть во всех стихах - и длинных и коротких («во всех российских правильных стихах, долгих и коротких, надлежит нашему языку свойственные стопы, определенным числом и порядком учрежденные, употреблять»).

Отвергает Ломоносов рекомендацию Тредиаковского пользоваться только женскими рифмами и его категорический запрет чередования (смешения) женских рифм с мужскими, вводя в права и дактилическую рифму. «Российские стихи красно и свойственно на мужские, женские и три литеры гласные в себе имеющие рифмы… могут кончиться,- пишет Ломоносов. А употребление до сих пор одних женских рифм объясняется тем, что это правило «начало свое имеет, как видно, в Польше, откуда, пришел в Москву, нарочито вкоренилось».