“Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома N° 302-бис по Садовой улице… находился в страшнейших хлопотах… В полночь… приехала в дом комиссия… вызвала Никанора Ивановича, сообщила ему о гибели Берлиоза и вместе с ним отправилась в квартиру № 50″. Там опечатали рукописи и вещи покойного, а Никанору Ивановичу объявили, что жилплощадь покойного “переходит в распоряжение жилтоварищества”. И “с семи часов утра… к Босому начали звонить по телефону, а затем и лично явиться с заявлениями, в которых содержались претензии на жилплощадь покойного”. “Мука эта продолжалась до начала первого часа дня, когда Никанор Иванович просто сбежал…: поднялся на пятый этаж, где и находилась эта поганая квартира № 50″. У него были принадлежавшие домоуправлению дубликаты ключей. Он беспрепятственно вошел в квартиру, а потом, сняв с двери печать, и в кабинет Берлиоза - “и даже вздрогнул.

За столом покойного сидел… тощий и длинный гражданин в клетчатом… словом, тот самый. - Вы кто такой будете, гражданин? - испуганно спросил Никанор Иванович. - Ба! Никанор Иванович, - заорал неожиданный гражданин и, вскочив, приветствовал председателя насильственным и внезапным рукопожатием… - Да вы кто такой будете? Как ваша фамилия?- все суровее спрашивал председатель у того явно неофициального лица, - Фамилия моя, - “отозвался гражданин, - ну, скажем, Ко-ровьев… Я, изволите ли видеть, стою переводчиком при особе иностранца, имеющего резиденцию в этой квартире”. Дальше последовали объяснения - о Лиходееве, пригласившем иностранного артиста погостить недельку у него в квартире пока он сам съездит в Ялту, о просьбе Лиходеева прописать иностранца временно, изложенной в письме (которое, как ни странно, уже находилось в портфеле у Никанора Ивановича), о капризном артисте-миллионере - и закончилась эта дикая речь конкретным деловым предложением: за хорошие деньги (товариществу и Никанору Ивановичу лично) сдать на неделю квартиру.

В бюджете жилтоварищества “был, увы, преизрядный дефицит”, и Никанор Иванович согласился. Он подписал контракт, получив “пять новеньких банковских пачек”, выдал расписочку и выпросил еще две контрамарки на выступление артиста. Лишь только председатель покинул квартиру, из спальни донесся низкий голос: - Мне этот Никанор Иванович не понравился. Он выжига и плут. Нельзя ли сделать так, чтобы он больше не приходил? - Мессир, вам стоит это приказать!.. И сейчас же проклятый переводчик оказался в передней, навертел там номер и начал… плаксиво говорить в трубку: - Алло! Считаю своим долгом сообщить, что наш председатель… Никанор Иванович Босой спекулирует валютой.


 



В данный момент у него в уборной, в вентиляции, четыреста долларов! Через пять минут к Никанору Ивановичу явились двое, и один из них озабоченно спросил: “Где сортир?” Обнаружились в вентиляции не рубли, полученные от переводчика и собственноручно засунутые в вентиляционное отверстие Никанором Ивановичем, а действительно доллары. Хозяин был в ужасе, а пришедший мягко сказал: “Ну что же, надо остальные сдавать”. А еще через пять минут жильцы “видели, как председатель в сопровождении еще двух лиц проследовал к воротам дома”.

Глава 10 Вести из Ялты

В кабинете финансового директора театра Варьете Римского находились двое: сам Римский и администратор Варенуха. Сюда только что принесли свежие афиши, возвещавшие о сеанслх профессора Воланда - черная магия “с полным ее разоблачением”. Римскому очень не нравилась эта затея с магом, которого никто, кроме Лиходеева, даже не видел. Сам Лиходеев звонил в одиннадцать, сказал, что придет через полчаса, но теперь уже было начало третьего, а Степа не появился. Если Римский сердился и ждал неприятностей, то Варенуха же просто скрывался в кабинете у Римского от желающих разжиться бесплатными контрамарками. Вдруг принесли телеграмму из угрозыска Ялты, где сообщалось, что туда в половине двенадцатого явился “шатен… без сапог психический назвался Лиходеевым”. Римский телеграфировал, что директор в Москве.

 И начался кошмар: из Ялты одна за другой сыпались телеграммы-”молнии”, в которых назвавшийся Лиходеевым гражданин умолял удостоверить его личность по фотоснимку подписи и установить наблюдение за Воландом. “- Это его подпись, - наконец твердо сказал финдиректор, а Варенуха отозвался, как эхо: Его”. Римский телеграфировал в Ялту, что подпись настоящая, а Варенухе удалось, наконец, связаться с квартирой директора. Веселый гражданин, представившийся Коровьевым, радостно сообщил:” Лиходеев уехал за город кататься на машине”. Римский рассвирепел. За подобное “свинство, которому нет названия”, Лиходеева следовало наказать. Он собрал телеграммы и отправил Варенуху с пакетом: “Пусть там разбирают”. Экспансивный администратор выскочил из кабинета, но по пути забежал к себе, чтобы взять кепку. И тут зазвонил телефон. “-Иван Савельевич?.. - Его нету в театре! - крикнул было Варенуха… - Не валяйте дурака, Иван Савельевич, а слушайте. Телеграммы эти никуда не носите и никому не показывайте. - Кто это говорит? - взревел Варенуха… - Варенуха, - отозвался все тот же гадкий голос, - ты русский язык понимаешь? Не носи никуда телеграммы”. Администратор, кипя от ярости, помчался из театра, но по пути на него напали двое.

Первый - “котообразный толстяк”, а “второй - маленький, но с атлетическими плечами, рыжий, как огонь, один глаз с бельмом, рот с клыком”. В тот же миг началась гроза. “Все живое смылось с Садовой, и спасти Ивана Савельевича было некому”. Мерзкая парочка поколотила его, отняла портфель с телеграммами и очень быстро доставила в дом 302-бис, в квартиру Лиходеева. “Тут оба разбойника сгинули, а вместо них появилась в передней совершенно нагая девица - рыжая, с горящими фосфорическими глазами. Варенуха понял, что это-то и есть самое страшное… - Дай-ка я тебя поцелую, - нежно сказала девица… Тогда Варенуха лишился чувств и поцелуя не ощутил”.