А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Двойственность образа Петра в поэме «Медный Всадник» - сочинение



Прежде чем перейти к анализу композиции художественно-прозаических произведений Пушкина, остановлюсь на двух из числа самых сложных и вместе с тем особенно содержательных композиций стихотворных произведений Пушкина - построении поэм «Полтава» и «Медный Всадник». Многие современные Пушкину критики (к ним до известной степени присоединился в своих пушкинских статьях и Белинский) упрекали поэта в отсутствии в его «Полтаве» единства действия; в том, что в рамках одного произведения поэт объединил, как им представлялось, разнородный, обычно соотносимый с различными стихотворными жанрами, материал - любовную, романтическую фабулу и «воспевание» важнейших исторических событий. «Из «Полтавы» Пушкина, - писал Белинский, - эпическая поэма не могла выйти по причине невозможности эпической поэмы в наше время, а романтическая поэма, вроде байроновской, тоже не могла выйти по причине желания поэта слить ее с невозможною эпическою поэмою».

Однако и Белинский подошел в данном случае к оценке «Полтавы» Пушкина с меркой традиционного деления поэзии на роды и виды. Между тем Пушкин во всем своем творчестве эти традиционные рамки, как правило, ломал. Равным образом и из своей «Полтавы» - можно с полной уверенностью утверждать это - он ни в какой мере не собирался создавать не только традиционную эпическую поэму, но и новую романтическую, которую якобы пытался слить с эпической. Опорными пунктами являются здесь две «встречи» между Евгением и Медным Всадником - Петром, композиционно приуроченные к точно расчисленным местам: первая «встреча» - в конце первой части; вторая - в конце второй.

    * Тогда, па площади Петровой,
    * Где дом в углу вознесся новый,
    * Где над возвышенным крыльцом,
    * С подъятой лапой, как живые,
    * Стоят два льва сторожевые,
    * На звере мраморном верхом,
    * Без шляпы, руки сжав крестом,
    * Сидел недвижный, страшно бледный
    * Евгений. Он страшился, бедный,
    * Не за себя. Он не слыхал,
    * Как подымался жадный вал,
    * Ему подошвы подмывая,
    * Как дождь ему в лицо хлестал,
    * Как ветер, буйно завывая,
    * С него и шляпу вдруг сорвал.

И снова поэтом сделано все, чтобы невозможно более сгладить разницу между человеком и памятником, приблизить их друг к другу, сделать друг другу эстетически, в нашем художественном восприятии, равнозначными. Подобно тому, как поэт во вступлении дал образ Петра, так здесь дает он образ Евгения: изображает его подчеркнуто «статуарно». При зрелище ужасной катастрофы, при мысли об опасности, грозящей любимой им девушке, Евгений, спасаясь от подымающейся все больше и больше воды на высоком крыльце старого барского особняка, сидя верхом на мраморном льве, и сам словно бы каменеет от ужаса, превращается в изваяние: «Сидел недвиоюный, страшно бледный Евгений», «Его отчаянные взоры на край один наведены недвижно были». Наконец:

    * И он, как будто околдован,
    * Как будто к мрамору прикован,
    * Сойти не может!

Наоборот, памятник Петра поэт приближает к изображению живого Петра (во вступлении к поэме); там он стоял над Невою; примерно на том же самом месте стоит он и теперь:

    * Над возмущенною Невою
    * Стоит с простертою рукою
    * Кумир на бронзовом коне.

На самом деле Петр, конечно, не стоит, а сидит на коне (именно так и скажет поэт в точно таком же контексте в конце второй части: «Сидел на бронзовом коне»); но глагол стоит в данном случае выражает и большую активность позы Петра по сравнению с позой Евгения и вместе с тем перекликается со «стоял он» вступления. В результате перед нами словно бы некий своеобразный скульптурный ансамбль, скульптурная группа.

Навстречу хлынувшей из своих берегов, взбунтовавшейся, идущей на город Неве обращены двое: впереди, почти вплотную к реке, - недвижный Петр на коне; сзади, по ту сторону площади, - «на мраморном звере» недвижный Евгений.


 
Как видим, столкновения, конфликта здесь еще нет. Пока это еще только сопоставление: с одной столоны - сосредоточенность лишь на своем, «частном», без мысли об «общем»; с другой - обращенность к «общему», при которой «частное» попросту не замечается, как “бы не существует. Но самая отчетливость, острота такого параллельно-контрастного сопоставления и в особенности только что указанная, заканчивающая всю сцену и полная огромной смысловой выразительности, экспрессии, поза Медного Всадника: «обращен к нему спиною» - подготовляют в сознании читателя закономерность будущего конфликта, являются как бы его предпосылками. При второй, и теперь уже непосредственной, лицом к лицу, встрече Евгения с Медным Всадником этот подготовленный, глубоко трагический в существе своем конфликт и происходит. * Вскочил Евгений; вспомнил живо * Он прошлый ужас; торопливо * Он встал; пошел бродить, и вдруг * Остановился - и вокруг * Тихонько стал водить очами * С боязнью дикой на лице. И вот при этом почти полном совпадении с первоначальной ситуацией в погруженном во мрак безумия сознании Евгения вспыхивает внезапный и яркий просвет: Евгений вздрогнул. Прояснились * В нем страшно мысли. * Он узнал * И место, где потоп играл, * Где волны хищные толпились, * Бунтуя злобно вкруг пего, * И львов, и площадь, и того, * Кто неподвижно возвышался * Во мраке медного главой, * Того, чьей волей роковой * Под морем город основался… «Прояснились мысли», и прояснились «страшно» - это выражение полно глубокого значения. Евгений не только узнал, но и впервые понял ту причинно-следственную связь, которая существует между постигшей его катастрофой и тем, чей образ неподвижно возвышается перед ним, кто основал город именно здесь, «под морем», и вследствие этого явился виновником его ужасного несчастия. Сложная историческая диалектика петровских преобразований глубоко познана и с замечательной художественной силой выражена Пушкиным в том контрасте двух Петербургов, который предстает перед нами в «Медном Всаднике». Петербург - вступления в поэму: «полнощных стран краса и диво», с его дворцами, башнями, садами, столица Петровской империи, российского самодержавия; и Петербург - собственно поэмы: город «бедного Евгения», Петербург окраин, чердаков («конуркой пятого жилья», то есть пятого этажа, «чердаком» прямо называлось Пушкиным в черновых заготовках жилище будущего героя), ветхих домиков, хижин, «пожитков бледной нищеты». Отсюда - и двойственность образа Петра. Это - великий исторический деятель, «мощный властелин судьбы», повелевающий самой стихией; и вместе с тем это - «ужасный», «грозный царь», «горделивый истукан» самовластья ( о Петербурге вступления: «Вознесся пышно, горделиво»), безжалостно сокрушающий все, что становится поперек пути, беспощадно преследующий малейшую попытку протеста, даже если она исходит из уст обезумевшего от постиг-; шей его страшной катастрофы, походя погубленного им человека. Это исторически обусловленное единство противоречий в облике и деле Петра выражено и в знаменитой заключительной формуле-обращении поэта к Медному Всаднику: * О мощный властелин судьбы! * Не так ли ты над самой бездной * На высоте, уздой железной * Россию поднял на дыбы? «Над бездной» - значит, не дал упасть в нее; но «поднял на дыбы», и поднял «.железной уздой».





Ну а если Вы все-таки не нашли своё сочинение, воспользуйтесь поиском
В нашей базе свыше 20 тысяч сочинений

Сохранить сочинение:

Сочинение по вашей теме Двойственность образа Петра в поэме «Медный Всадник». Поищите еще с сайта похожие.

Сочинения > Медный всадник > Двойственность образа Петра в поэме «Медный Всадник»
Медный всадник

Медный всадник


Сочинение на тему Двойственность образа Петра в поэме «Медный Всадник», Медный всадник