«Мертвые души»? Поэму Гоголя пронизывает безмолвие, и толпы безмолвствующих наполняют ее: нет эпизода, где ни присутствовали бы скупаемые Чичиковым мужики-крепостные, упоминаемые числом, скопом или перечисляемые поименно, гак, как будет перечислять усопших человек-медведь Собакевич. Они участвуют в происходящем, но они же безмолвны. Безмолвие в «Мертвых душах будет простираться и дальше. Безмолвствует целое государство, и творец поэмы вопрошает родную страну: «Русь, куда же несешься ты, дай ответ?» Но «не дает ответа» Россия, потому что есть в ней какое-то историческое целомудрие, сдержанность, тайноносность. И с какими интонациями следует читать хотя бы только краткий диалог Гоголя с Родиной - диалог, в котором говорит лишь одна сторона? Интонации здесь могут быть самыми разными: в произведениях Гоголя интонации безгранично свободны. Слово Гоголя ориентировано на интонирование сплошь, насквозь, сверху донизу: от мычания доктора Гибнера до авторских лирических монологов. Интонация призвана открыть, обнаружить в слове невидимый потенциал, выявить незримую силу комического, патетического или интимно-лирического содержания.

В «Мертвых душах» безмолвствуют умершие крестьяне, безмолвствует мчащаяся сквозь пространство Россия: безмолвие перестает связывать себя с неподвижностью, безмолвствует мчащееся, скачущее. И так было у Пушкина, в «Медном Всаднике», когда бронзовый император, Петр I, гнался за возроптавшим подданным, Евгением, мелким чиновником, потерявшим во время петербургского наводнения невесту, будущую жену (в жизни Евгения наводнение сыграло такую же зловещую роль, какую в жизни сказочного Руслана сыграл злодей Черномор). Евгений счел первопричиной трагедии императора, пригрозил его монументу: «Добро, строитель чудотворный!.. Ужо тебе!» А царь гневно взглянул на него. И бежит Евгений от памятника.

    * И, озарен луною бледной,
    * Простерши руку в вышине,
    * За ним несется Всадник
    * Медный На звонко скачущем коне…

«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?» - спросит Гоголь. И кони, несущиеся по равнине, «дружно и разом напрягли медные груди…» «Медные» (?) кони эти - от того, что и Гоголь, явно ориентируясь на поэму Пушкина, соединяет безмолвие с движением и видит тройку Русь как скульптурную группу. О «скульптурности» тройки в поэме будет сказано снова: «В воротах показались кони, точь-в-точь, как лепят иль рисуют их на триумфальных воротах: морда направо, морда налево, морда посередине». В ворота усадьбы въезжает, стало быть, изваяние: по стране то степенно катит, то мчится памятник. И он, естественно, не может дать ответа на какой бы то ни было из обращенных к нему вопросов; безмолвствует он.

 





    * Куда ты скачешь, гордый конь,
    * И где опустишь ты копыта?
    * «Русь, куда ж несешься ты?..»
    * И безмолвствует Русь.

Тишина может быть и мертвой, но Безмолвие - разновидность всегда привлекавшей внимание Гоголя пустоты, в которой что-то рождается, которую что-нибудь заполняет. Вещь, и ту Гоголь видит в ее становлении, на различных этапах жизни ее, потому-то и дороги ему кузнец, портной, повар, столяр - мастера, каждый из которых берет что-то бесоорменное, изначальное и на наших глазах творит из бесформенной заготовки шедевр. Сундук, который мастерит Вакула в повести «Ночь перед рождеством»; шинель, которую ловко шьет Петрович для Акакия Акакиевича. Что же сказать о слове! II оно представлено у Гоголя на всех этапах его жизни, от рождения. Слово - в жесте: ребенок из своей колыбели тянется к люльке, к трубке казака («(Страшная месть»). Оно в»ритме: стук топора, кухонных ножей («Стук ножей, ложек и тарелок заменил на время разговор… - говорится в повести «Иван Федорович…»; и подобная ситуация для Гоголя характерна; пирующие соседи безмолвствуют, но разговор заменяете: аппетитным постукиванием ножей о тарелки). Оно - в мелодии песни. Оно, наконец, - в уже произнесенном, но не очень-то членораздельном звуке, в нелепом мычании: «ииие». И здесь уже родилась интонация: пустота заполняется, слово приходит в мир.

Красноречие, косноязычие и безмолвие могут быть разделены так, как они разделены в «Ревизоре»: Хлестаков - Христиан Иванович - немая сцена. Но они могут быть и слиты в пределах одного характера, образа. Отсюда - нелепые   объяснения   жениха   и   невесты   («Иван   Федорович…»,  «Женитьба»). Жених и невеста безмолвствуют или натужно, заплетающимися языками разговаривают о пустяках. Но и в безмолвии, и в косноязычии их теплится невысказанное слово, богатое, красноречивое. Оно рождается в муках. Оно не может родиться, хотя оно уже как бы слышится где-то; и недаром же застенчивый Шпонька, с грехом пополам поговорив со своей невестой о том, что «летом очень много мух», пришел к выводу: «Весьма скромная и благонравная девица Марья Григорьевна!» И он, и его собеседница обошлись непритязательным, почти косноязычным обменом мнениями, а самое заветное им сказало безмолвие. И странно было бы обвинять Ивана Федоровича и Марью Григорьевну в скудоумии, в отсутствии у них чувств. Молчат они не от скудности чувства. Но муки слова, которые обычно считаются доступными лишь возвышенным душам, уму тонкому, творческому, оказывается, присущи и им. Они напряженно искали слов. Они высказались, уловив высокий, значительный смысл и в словах не-знг.чительнейших и пошлых. И при этом они будто бы догадывались о том, что твердо знал Гоголь: мысль и душа человека не равны сказанным им словам.

В «Мертвых душах» безмолвствуют и усопшие мастера-мужики; и монументы, словно сошедшие с триумфальных ворот. Но безмолвствуют и живые. И их безмолвие - безмолвие особого рода. В «Мертвых душах» нет героя, за плечами которого не стояло бы его продолжения: его свойств, качеств, возможностей, о которых он не подозревает и сам. Герой говорит, и гри том весьма красноречиво, а какая-то сокровенная часть его пребывает в безмолвии, хотя она-то и есть его сущность, не узнанная им, им самим искаженная. Поэма населена красноречивыми пародиями на безмолвствующие образцы. Даже реальная Русь, предстающая в ней, - лишь небольшая и не лучшая часть той Руси, которая неожиданно предстает в образе тройки. Бестолочь, грязь дорог, пьянство. Этот мир коснозычен или невпопад красноречив; но за ним, в нем - подлинный мир, преломленный в нем так, как живой человеческий лик преломляется в кривом зеркале.