Все события мира должны быть так тесно связаны между собою и цепляться одна за другое, как кольца в цепи. Если одно кольцо будет вырвано, то цепь разрывается... Связь эта должна заключаться в одной общей мысли.
Н. В. Гоголь)

«Какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем!» — писал Гоголь о замысле «Мертвых душ».

Писатель всегда стремился к широким обобщениям: Диканька, Миргород, Невский проспект — это собирательные образы, выходящие за пределы географических названий, обозначающие огромный мир, не ограниченный пространством.

Однако в ранних произведениях Гоголя общая картина жизни дробилась на множество осколков.; И лишь в «Мертвых душах» целое предстает не в частях, не в «арабесках» — Россия предстает во всей «громаде».

Общерусский пространственный масштаб создается в поэме каждым словом, каждой деталью, і каждым эпизодом. Любая глава в поэме как бы завершена тематически, имеет назначение и свой «предмет».

Первая — приезд Чичикова и его знакомство с городом; главы со второй по шестую — посещение помещиков; седьмая — оформление купчих; восьмая — бал у губернатора. Каждая глава — как кольцо, в цепи. «Если одно кольцо будет вырвано, то цепь разрывается».

Действительно, все события в поэме связаны между собой, одно цепляется за другое. Строгая последовательность изложения, стремление автора мотивировать обстоятельствами и психологией персонажей любое изменение действия, любой поворот в Сюжете сочетаются с другим мотивом — необычностью, неожиданным отступлением от правил, странной «игрой природы».

В общей поэтике «Мертвых душ» «тончайшая игра задуманного и неожиданного» придает полноту и множественность значений каждому элементу композиции.



 





Рассмотрим это на примере одного эпизода — бала у губернатора. Гоголь, вводя своего героя в поэму, обычно дает ему подробную характеристику, однако персонаж «не открывается» сразу. Получается набросок, который в дальнейшем превратится в картину.

Характер Чичикова, намеченный в первой главе, постепенно раскрывается в каждой последующей. История «странного предприятия» героя оборачивается историей его характера. А что нам о нем известно к началу восьмой главы? Чичиков «не слишком толст, не слишком тонок», он умеет «искусно... польстить каждому», умеет «сказать комплимент», он даже «спорил... как-то чрезвычайно искусно, так, что все видели, что он спорил, а между тем приятно спорил». Он способен расположить к себе людей, может вникнуть в интересы собеседника. Кажется, что он владеет «великой тайной нравиться».

И вот главный герой появляется на балу у губернатора. Он сразу же оказывается в атмосфере всеобщей любви и обожания: «Павел Иванович! Ах боже мой, Павел Иванович! Любезный Павел Иванович! Почтеннейший Павел Иванович!..» И Чичиков «разом почувствовал себя в нескольких объятиях», и «не было лица, на котором бы не выразилось удовольствие или, по крайней мере, отражение всеобщего удовольствия», а дамы «отыскали в нем кучу приятностей и любезностей».

 Главный герой оказывается в центре внимания, его считают своим в кругу влиятельных чиновников города. Все прекрасно... Кажется, все расчеты Чичикова оказались верны... Но внезапно Чичиков «остановился вдруг, будто оглушенный ударом», «сделался чуждым всему, что ни происходило вокруг Него». И куда пропала его любезность и изысканность обхождения? Если раньше он мог двигаться «с довольно ловкими поворотами...» и «подшаркнуть... ножкой в виде коротенького хвостика или наподобие запятой», то теперь «откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге...» Чичиков забывает обо всем: об игре в вист, о том, что «мнением дам нужно дорожить». Мы обнаруживаем в главном герое новую черту— способность чувствовать, ибо «и Чичиковы на несколько минут в жизни обращаются в поэтов», хотя «слово «поэт» будет уже слишком». Да, «нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство любви, — даже сомнительно, чтобы господа такого рода, то есть не так чтобы толстые, однако ж и не то чтобы тонкие, способны были к любви». Возможно, что это еще пока не чувство, а лишь его «отражение», но все же...

Восьмая глава открывает для нас новые черты характера в главном герое. Автор фиксирует внутренние движения души Чичикова, и мы видим, как внутри него борются противоречивые начала. Мы наблюдаем внутреннее развитие героя... Быть может, в Чичикове еще не все «мертво», если он способен забыть о правилах поведения в обществе, где «все любезно, даже до приторности...» То, что образы всех помещиков, за исключением Плюшкина, статичны, неизменны — это результат всей их предыдущей жизни, и лишь образ Чичикова показан в развитии, заставляет читателя думать, что именно Чичиков еще способен к нравственному возрождению.

Внутренние реплики, монологи передают движение души персонажа, показывают его возможность рефпексировать. Нетрудно заметить, как это напоминает Данте и его использование трех этапов становления души: «человеческого», «очищения», «обновления».

Способность к обновлению! Глава несет в себе важное смысловое значение, приоткрывая читателю историю души персонажа. Тройка Чичикова вырывается на необозримые просторы русских дорог, которые оборачиваются то дорогой к новому помещику, то жизненным путем Чичикова, то дорогой истории, по которой мчится Русь-тройка. Такое переход от какого-либо конкретного свойства персонажа к национальной сущности в целом. Чичиков нередко объединяется в чувстве, в переживании, в душевном свойстве со всяким русским: «Тут много было посунено Ноздреву всяких нелегких и сильных желаний. Что ж делать? Русский человек, да еще и в сердцах», «Чичиков... любил быструю езду. И какой же русский не любит быстрой езды?»

Гоголевская универсальность достигается в поэме связью и соотношением глав, смена которых выполняет одновременно несколько функций. Так, восьмая глава (бал у губернатора) играет важное композиционное и смысловое (новые свойства характера персонажа) значение.