В главе «Последыш» ценителями событий продолжают оставаться крестьяне. Странники на Волге увидели необычную картину: «вольный» народ согласился играть «комедь» с князем, поверившим, что крепостное право возвращено. В характеристике князя Утятина вопрос о дальнейшем упадке помещичьего класса приобретает особый смысл. Некрасов подчеркивает физическую дряблость и моральное оскудение помещика. «Последыш» не только немощный старик, он дегенеративный тип. Даже внешними чертами он напоминает хищника: «нос клювом, как у ястреба», «как рысь высматривал добычу». Писатель доводит изображение типа до гротеска. Выживший из ума старик тешится забавами, живет в мире представлений «нетронутого» феодализма.

Члены семьи создают для него искусственное крепостное право, и он куражится над рабами. Анекдотические его приказы (о женитьбе старухи-вдовы на шестилетнем мальчугане, о мычащих коровах, которых пастухи должны унимать, и о наказании владельца «непочтительной» собаки, залаявшей на барина) при всей кажущейся исключительности создают реальное представление о том, что самодурство безгранично в своей нелепости, что оно выросло, живет и может существовать только в условиях крепостного права. Отмена его или даже частичное ограничение прав воспринимается как смерть.

Между крепостниками Оболтом-Оболдуевым и Утятиным есть качественное различие. В первом личные качества — здоровье, некоторые положительные черты характера — еще похожи на человеческие. Его декламация о родовом дереве — обычный дворянский гонор, не преследующий корыстных целей. Его трагедия — историческая гибель класса. Князь же Утятин лично не способен существовать. Гуляние на трех лодках, шум, веселье, «спектакль», в котором он исполняет роль крепостника с неограниченной властью, — все это не тревожный похоронный звон, слышимый издали, а пышная процессия, при которой родные как бы несут покойника к могиле, и в конце главы мы узнали, что князя действительно похоронили. Князь Утятин сам уже не способен жить. Но он еще старается сохранить жизнь класса. О древности и заслугах своего рода князь напоминал с политическими целями. «Славное» прошлое служит в его устах упреком для сыновей, допустивших освобождение крестьян и тем самым «потерявших» главное в завоевании их предков. Разыгравшаяся «комедь» — попытка ублажить свою родовую прихоть и насладиться рабской покорностью мужиков.

«Сила» князя в известной слабости борьбы, в политической близорукости, крестьян. Такое противопоставление подчеркивает полную непримиримость классовых интересов помещика и крестьянина, а также указывает на определенное значение покорности. Наверное, по цензурным соображениям, Некрасов изъял из рукописи место, в котором социальный антагонизм был особенно обнажен. Барин и его домашние едят и пьют на лугу, а вокруг развертывается следующая картина: «Направо Волга тихая, а с левой стороны наследственная вотчина — деревня: Нобирухино, деревня: Лыком шитая, деревня: Разоренная, село: Наготино».

Чтобы читатель «увидел» реальные последствия сумасбродства князей, Некрасов как бы случайно, по пустому поводу, — «всякие бывают приказания» — рассказывает об якутском губернаторе, давшем приказ сажать на кол коровушек. «Весь город разукрасили, Питер монументами, казненными коровами...» Страстные ассоциации!

Они ведут мысль от действий князя к губернаторам, от губернаторов — в столицу, к царю.
Образ Последыша становится символом смерти, символом крайних форм выражения крепостного права. Это обязывает представителей силы жизни быть более решительными, и странники в этой главе уточняют цель своего странствия. Они поиск счастливого человека заменяют поиском «Испоротой Губернии, Непотрошеной Волости, Избыткова села». Мужики стремятся найти такую часть народа, которая способна практически добиваться свободы, счастья. Кого же нашли они в вотчине Утятина?

Народ ненавидит Последыша и всех последышей дворянства. Презирая, крестьяне смекнули: а может, выгоднее дотерпеть, «помалкивать до смерти старика». В связи с этим обстоятельством возник вопрос: правильно ли ото решение, что оно выражает и к чему оно может привести?

Ненависть к крепостнику носит массовый, организованный характер. Только один дворовый Ипат холопствует перед князем. Нелепость подобного чувства объясняется тупостью мысли, испорченностью воспитания. Исключительность его, а не распространенность в народе подчеркивается умильностью тона, с которой Ипат говорит о своем рабстве. Нужно потерять веяное человеческое достоинство, чтобы восхищаться тем, что «кня-зюшка меня рукою собственной в тележку запрягал», что подгулявший князь купал Ипата в проруби или заставлял играть на скрипке во время прогулок, когда Ипат сидел верхом на лошади.


 








Ипат восхищается тем, что всех возмущает. В этом несоответствии — успех иронического изображения холопства Ипата. Писатель отмечает существование рабской привычки, проявляющейся автоматически. Мужик, осужценный за конокрадство, посылал из острога барину оброк. Случай тоже исключительный (потому и называется одно имя — Сидор), но писателю важно указать на самые уродливые формы проявления рабства.
Сложнее было показать ту часть народа, которая ненавидела князя и согласилась временно терпеть его самодурство. «Режиссером» подобной комедии могла стать только «отпетая головушка». У мужика Клима нашлись подходящие качества: «... и пьяница, и на руку нечист. Работать не работает, с цыганами возжастся, бродяга, коновал!»
В этой характеристике перечислены важные пороки и указаны источники, породившие эти пороки. Клим разошелся с мужиками в главном. Не случайно он «смеется над трудящимся». Клим тяготеет к нарождающейся буржуазии («Парень, грамотный, бывал в Москве и в Питере, в Сибирь езжал с купечеством»). Словесный арсенал Клима, равно как и его представления по важным вопросам, не имеет ничего общего с крестьянским («Каких-то слов особенных наслушался»). Не случайно Влас говорил о Климе: «Горда свинья: чесалася о барское крыльцо!» Резко отрицательную характеристику неоднократно высказывает Влас. Она не противоречит авторской оценке, данной при нервом знакомстве с Климом («Бурмистр... перед помещиком, как бес перед заутренней, юлил»).
Как же Клим Лавин выполнил роль режиссера в постановке «комедии» перед Утятииым? И что он разыгрывал, комедию или драму?

В противоположность Власу Клим сам просился на должность «горохового шута». Последыша, гвардейцев князя Утятина Клим «удовольствовал» честно. «Пошли порядки старые», барин бранит мужиков за «леность», ругает их по всякому, поводу и без всякого
повода. Князь свирепствует в подавлении «бунта». Роль подставного бурмистра Клима в минуту острого столкновения барина с мужиками как будто благородна: он усердно дурачит барина, выручает крестьян. Так ли это?

Кому служит Лавин со своей кумой Орефьевной? Напомним факты. «Непокладистый мужик» Агап Петрович дерзко, в лицо кпязю сказал: «Сегодня ты начальствуешь, а завтра мы Последышу пинка — и кончен бал! Иди домой, похаживай, поджавши хвост, по горницам, а нас оставь!» Князь объявил Агапа «бунтовщиком», и сам «полу-мертвый пал». Наследники стали просить мужиков: «Спасите нас, голубчики! Спасите!» Клим «орудует», стремясь ликвидировать «бунт». Разыгрывается сцепа наказания на конюшие, рассчитанная на обман князя. Тешили самолюбие старика, приговаривая: «Катай его, разбойника».

Картина «бунта» оказалась достаточной, чтобы лучший представитель народа — Влас — правильно оценил и характер новой тактики подождать естественного конца, и роль нового подставного бурмистра Клима. Многие еще находятся во власти иллюзий.
Рисуется второй «бунт». Один из мужиков захохотал в ответ на речь князя, утверждавшего наличие мира и согласия между крестьянами и помещиками. Па выручку за «пятерку» пришла кума Клима Орефьевна. Но и Лавин, чтобы выполнить приказ Утятина «сыскать бунтовщика», просит семерых странников выручить их, взять вину на себя. Братья Рубины шутя сказали Роману. «Иди, ты любишь бар!» Это — шутка, но она ясно указывает, какого склада человек способен служить помещикам.

Итак, Клим помогает гвардейцам обманывать и Последыша, и мужиков. Причем, если «морочить полоумного» князя — «нехитрая статья», то обман крестьян сопровождался важными поражениями. Вахлаки теряли смелых, непреклонных людей, своих защитников, вахлаки не получили в результате «комедии» главного. — земли. Клим, навязываясь в бурмистры, обещал: «Бог приберет Последыша скоренько, а у вотчины останутся луга». Вот их-то мужики и не получили («А за луга поемные наследники с крестьянами тягаются доднесь»).