Провокационно подсказывая нам выводы об Обломове в начале книги, автор на самом деле маскирует свою несравненно более сложную точку зрения на героя. Глубоко в ткань романа Гончаров вживил противоречивый голос рассказчика, который уничтожает однозначное толкование романа. На последней странице книги мы узнаем, что всю историю Обломова рассказывает Штольц: "И он (Штольц) рассказал ему (рассказчику), что здесь написано". Записана эта история слушателем Штольца, в котором легко признать самого Гончарова: "Литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами". Эти два голоса - резонерский, педантичный тон Штольца и насмешливый, но сочувственный самого автора - сопровождают Обломова на всем его пути, не давая роману стать плоской зарисовкой нравов. Сложно переплетенные интонации не контрастируют, а дополняют друг друга. Из-за такого построения авторской речи возникает многослойность книги.

Очевидно, что даже Штольц, противостоящий Обломову, заражен обломовщиной, ведь у него отсутствует высокая цель в жизни. Однако в Обломове есть удивительная душевность, которой он значительно превосходит своего друга Андрея Штольца. Штольц - полная противоположность Обломову. Обломов учился у его отца. Самому Андрею отец дал столько знаний, сколько мог это сделать. Обогатив его разумом, он не забыл и его сердца. Отец дал ему ясное понятие о том, что такое добро и что такое зло. Он постарался сделать из сына трезвого, энергичного работника и, главным образом, содействовал свободному развитию его личности. Верхлёво, где жил Штольц, было всего в пяти верстах от Обломовки, но здесь были совсем иные человеческие отношения, понятия о жизни, об обязанностях человека, действовали другие интересы. Они-то и образовали характер Андрея. Под влиянием отца он получил "трудовое, практическое воспитание". Указав сыну жизненные пути, осветив его ум знанием, отец дальше не мешал самоопределению юноши.

Сухость и методичность отца смягчились в сердце Андрюши влиянием русской матери, которая сумела сообщить мягкость его душе, сумела облагородить его душу тонким эстети ческим развитием. Со стороны матери шло романтическое влияние, интерес к высокому предназначению человека, к тонким потребностям духа, к поэзии и музыке. Стремление к равновесию практических и духовных интересов стало основной целью Андрея. И вот из юноши выработалась "свободная личность", с трезвым и в то же время свободным и разносторонним взглядом на мир: ум и чувства были уравновешены, у него был большой запас энергии и силы воли, а страха перед жизнью не было. Илья Обломов был лишен всякой сосредоточенности и какой-либо настойчивости. Штольц "выше всего... ставил настойчивость в достижении целей". В противоположность Обломову он "больше всего... боялся воображения", "боялся всякой мечты". Критерием для него являлись "анализ опыта", "практическая истина". Жизнерадостный и бодрый, он сам завоевывал себе жизнь. Штольц благоденствовал и торжествовал победу над жизнью, которую он одержал во имя своей мудрой веры в спасительную силу труда, а Обломов медленно угасал, без борьбы и без ропота.

Если сравнить Обломова с его друзьями и знакомыми, насколько он окажется выше их! Не видя цели жизни и страдая от этого, он не может принять крохоборческих интересов, раздробленности человека, торговли умом и воображением. Его постоянно тревожат вопросы: куда? зачем? куда бежать? куда двигаться? зачем знания, оторванные от жизни? зачем жизнь? для чего мучиться весь век? Вопросы, которые в иной форме впоследствии возникают и перед Ольгой и на которые, по существу, и Штольц не может дать ответа.





 






- Так когда же жить? - спрашивает Обломов у Штольца.
- Для чего же мучиться весь век?
- Для самого труда, больше ни для чего, - только и может ответить Штольц.

Но такая жизнь - эта глубокомысленная игра в карты ("свет, общество"), эти бесконечные танцы и разъезды по Невскому, обеды и сплетни, эти бессмысленные хождения в службу, эти разговоры помещиков о винокуренных заводах, о поставках сукна в казну, этот даже неясно какой "труд" Штольца - все это глубоко чуждо и враждебно Обломову, все это, по его мнению, не жизнь, а сон, беспробудный, летар гический сон. "Разве не спят они всю жизнь сидя? Чем я виновнее, лежа у себя дома и не заражая головы тройками и валетами... Рассуждают, соображают вкривь и вкось, а самим скучно - не занимает это их; сквозь эти крики виден непробудный сон!.. Под этой всеобъемлемостью кроется пустота, отсутствие симпатии ко всему!" Гончаров предчувствовал необходимость появления нового типа русского деятеля. Тип этого деятеля представлялся ему в образе Штольца. В том-то и дело, что Штольц никак в своем труде не показан. Он "служил, вышел в отставку... занялся своими делами... нажил дом и деньги", он негоциант, участник "компании", "выучил Европу, как свое имение... видел Россию вдоль и поперек", "ездит в свет". Штольц отрицает обломовщину и приветствует "зарю нового счастья", которая пугала Обломова. Андрей клянется осуществить вместе с сыном Обломова "наши юношеские мечты". Изображение такого героя, положительная оценка его деятельности была большим, по-своему очень важным и смелым делом, свидетельствовавшим о чуткости Гончарова к потребностям жизни. Добролюбов заметил, что "Штольц не дорос еще до идеала общественного русского деятеля". Андрей Штольц не только отказывается от битвы с "мятежными вопросами " бытия, он эгоистично замыкается в узком кругу личных, семейных интересов. У Штольца нет идеалов. Обломову он говорит: "Ты заметь, что сама жизнь и труд есть цель жизни". И он мечтает только об одном: "Ах, если б прожить лет двести, триста!.. сколько бы можно было переделать дела!" Какая "механическая" мечта! "Переделать дела..." Ради чего, во имя чего? В романе "Обломов" есть противоречивость. Гончаров в образе Штольца нашел "противоядие" Обломову. Между друзьями-антиподами обнаружилась и психологическая близость.

Мы видим колебания романиста в оценке Обломова и Штольца. Обломов и обломовщина воспроизведены романистом в сочных и разнообразных художественных красках. Здесь ощущается интимная близость художника к изобра жаемому. Там же, где речь идет об истории жизни Штольца, его отношении к Ольге, все меняется. Художественный показ уступает место однотонному рассказу, информации, появляется декларативность. Штольц становится рупором автора, жизненные краски в нем бледнеют. Гончаров потом не раз сокрушался в письмах по этому поводу. Если романист вошел во все личные детали бытия Ильи Ильича, ввел читателя в мир его души, в его быт, повседневное существование, то, рисуя Штольца, он этого не сделал.