Дядя строго логически отстаивает идеи исторического прогресса, связанного с капиталистическим развитием. В племяннике же писателю дороги лирический пафос, вера в силу человеческих чувств, живое движение сердца. Но Александр Лдуев изменяет своим юношеским, возвышенным мечтам. Он оправдывает себя ссылками на время: «Что делать... век такой. Я иду наравне с веком».

{Гончаров критически изображает русскую действительность (крепостническую деревню, столичный Петербург) прежде всего потому, что она деформировала человека, вырабатывала из него только помещика, чиновника (или офицера, солдата, слугу и т. д.) и уничтожала в нем естественные, человеческие начала, лишала его индивидуальной неповторимости. Юный Александр Адуев, попадая из патриархальной деревни в столицу, теряет там присущие ему душевность, искренность, свежесть чувств, зато приобретает жизненный опыт, избавляющий его от романтической мечтательности и непрактичности. Уравновешены ли потери и приобретения?


 





[Логика художественного развития Адуева-старшего приводит к выводу о крахе его жизненных взглядов, в которых явно уже ощущаются буржуазные принципы «умеренности и аккуратности». Тупик, к которому приходит Петр Адуев — крупный чиновник и не менее крупный капиталист,— закономерен, ибо все личные отношения (дружбу, любовь, семью) он приносит в жертву выгоде, службе, карьере, денежным интересам. В финале Александр Адуев предстает почти совершенно таким же, как и его дядюшка (вплоть до боли в пояснице). Сюжетное «кольцо» должно было предсказать непрочность и иллюзорность той жизненной позиции, на которую переходит недавний романтик

В свое время Белинский обращал внимание прежде всего на то, что роман был «страшным ударом романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму» [13, 352]. С высоты накопленного исторического опыта мы можем сегодня заметить и антибуржуазный пафос романа, разоблачение мертвенного воздействия буржуазного рационализма и практицизма на душу молодого человека. В обыкновенности той истории, которую рассказал Гончаров, заключается тревога, предостережение и урок.
К концу 40-х годов в русской литературе уже существовали роман в стихах («Евгений Онегин»), роман, состоящий из ряда относительно самостоятельных повестей («Герой нашего времени»), роман-поэма («Мертвые души»), роман в письмах («Бедные люди»). Однако лишь в 1847 г. появились два романа в собственном смысле этого слова, не требующие для определения их жанрового своеобразия никаких дополнительных уточнений: «Кто виноват?» Герцена и «Обыкновенная история» Гончарова.

Известный русский драматург Виктор Розов (автор театральной инсценировки по роману Гончарова) заметил: «...потому всегда будет жив роман «Обыкновенная история», что он тревожит людей, заставляет их снова и снова задумываться о своем нравственном выборе, он активно участвует в современной духовной жизни каждого нового поколения»