Романом «Обломов» И. А. Гончаров показал, как условия помещичьего быта порождают в главном ге­рое безволие, апатию, бездейственность. Идейную на­правленность своего произведения сам автор опреде­лил так: «Я старался показать в «Обломове», как и от­чего у нас люди превращаются прежде времени в... кисель — климат, среда захолустья, дремотная жизнь и еще частные, индивидуальные у каждого об­стоятельства».

В первой части произведения практически нет дви­жения сюжета: читатель видит главного героя лежа­щим на диване в продолжение всего дня. Некоторое разнообразие в сонную атмосферу квартиры Обломо­ва привносят гости Ильи Ильича, в строгом порядке сменяющие друг друга. Автор не случайно ввел в ро­ман таких персонажей, как Волков, Судьбинский и Пенкин. Их деятельность знакома Обломову, и его рассуждения по поводу судьбы каждого из них еще полнее характеризуют главного героя. Мы знаем, что Илья Ильич начинал служить коллежским секрета­рем, выезжал в свет, увлекался поэзией, но государст­венная его деятельность закончилась отставкой, «еще холоднее простился с толпой друзей», чтение книг тоже постепенно надоело. В результате «лениво мах­нул он рукой на все юношеские обманувшие или обма­нутые им надежды...» и погрузился в мысленное со­ставление плана устройства имения, которое он не мог закончить вот уже несколько лет. Появление гос­тей раздвигает пространственно-временные рамки романа и позволяет автору представить различные сферы Петербурга.

Петербург светский представлен Волковым. Это «молодой человек лет двадцати пяти, блещущий здо­ровьем, с смеющимися щеками, губами и глазами... Он был причесан и одет безукоризненно, ослеплял свежестию лица, белья, перчаток и фрака. По жилету лежала изящная цепочка, с множеством мельчайших брелоков». Он востребован в светском обществе, поль­зуется успехом у женщин — и в этом находит радость жизни. Обломов же не видит в таком образе жизни ни­чего привлекательного для себя. «"В десять мест в один день — несчастный!.. И это жизнь!.. Где же тут человек? На что он раздробляется и рассыпается? Ко­нечно, недурно заглянуть и в театр, и влюбиться в ка­кую-нибудь Лидию... она миленькая! В деревне с ней цветы рвать, кататься — хорошо; да в десять мест в один день — несчастный!" — заключил он, перевер­тываясь на спину и радуясь, что нет у него таких пус­тых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут, сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой».

Следующий герой, Судьбинский — бывший сослу­живец Ильи Ильича. Он символизирует собой бюро­кратический Петербург — канцелярский и департа­ментский. «Это был господин в темно-зеленом фраке с гербовыми пуговицами, гладко выбритый, с темны­ми, ровно окаймлявшими его лицо бакенбардами, с утружденным, но спокойно сознательным выражени­ем в глазах, с сильно потертым лицом, с задумчивой улыбкой». Судьбинский уже добился должности на­чальника отделения, собирается выгодно жениться. И все это на фоне Обломова, который малодушно уво­лился из страха, что начальник объявит ему замеча­ние за неправильно отосланные документы. Обломов даже прислал медицинское свидетельство, которое гласило, что «коллежский секретарь Илья Обломов одержим отолщением сердца с расширением левого желудочка оного,... а равно хронической болью в пе­чени..., угрожающею опасным развитием здоровью и жизни больному, каковые припадки происходят, как надо полагать, от ежедневного хождения в долж­ность...» По поводу Судьбинского у Обломова также есть свое мнение. «Увяз, любезный друг, по уши увяз... И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает... У нас это называется карьерой! А как мало тут человека нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое... А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!», — думал он и испытывал «чувство мирной радости, что он с де­вяти до трех, с восьми до девяти может пробыть у себя на диване, и гордился, что не надо идти с докладом, писать бумаг, что есть простор его чувствам, вообра­жению».

























 



























Петербург литературный представлен образом Пенкина. Это «очень худощавый, черненький госпо­дин, заросший весь бакенбардами, усами и эспаньол­кой», пишущий «о торговле, об эмансипации жен­щин, о прекрасных апрельских днях,... о вновь изо­бретенном составе против пожаров», сумел при своем посещении затронуть какие-то струны в душе Обло­мова. Илья Ильич так воспламеняется в споре с гос­тем о предмете изображения в литературе, что даже встает с дивана. И читатель видит, что еще жива душа в нем. «Изобрази вора, падшую женщину, надутого глупца, да и человека тут же забудь. Где же человеч­ность-то? Вы одной головой хотите писать!.. Вы ду­маете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодо­творяется любовью. Протяните руку падшему челове­ку, чтобы поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, — тогда я стану вас читать и склоню пред вами голову... Изображают они вора, падшую женщину,... а челове­ка-то забывают или не умеют изобразить. Какое же тут искусство, какие поэтические краски нашли вы? Обличайте разврат, грязь, только, пожалуйста, без претензии на поэзию... Человека давайте мне!.. люби­те его...» Но порыв этот быстро проходит, Обломов «вдруг смолк, постоял с минуту, зевнул и медленно лег на диван». Илья Ильич искренне сочувствует ли­тератору. «Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди, пять тысяч в год зарабатывает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и вооб­ражением, насиловать свою натуру, волноваться, ки­петь, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться... И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра, праздник придет, лето на­станет — а он все пиши? Когда же остановиться и от­дохнуть? Несчастный!»

Конечно, можно согласиться с Обломовым в том, что работа по ночам, ежедневная суета, продвижение по карьерной лестнице — занятия утомительные. Но все же каждый из героев: и Судьбинский, и Волков, и Пенкин — нашли дело по душе, имеют цель в жизни. Пусть эти цели подчас и сугубо личные и герои не стремятся «пострадать» во благо Отечеству, но они действуют, огорчаются, радуются — словом, живут. А Обломов, «как встанет утром с постели, после чая ляжет тотчас на диван, подопрет голову рукой и обду­мывает, не щадя своих сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага». И самое страшное, что Обломов считает нормальной такую жизнь и несчастными тех, кто не может позво­лить себе жить так, как он. Но иногда все же наступают «ясные сознательные минуты», когда ему стано­вится «грустно и больно... за свою неразвитость, оста­новку в росте нравственных сил, за тяжесть, мешающую всему». Ему становилось страшно, когда в душе возникало «живое и ясное представление о че­ловеческой судьбе и назначении,... когда в голове про­сыпались... разные жизненные вопросы». Но несмот­ря на мучащие иногда вопросы, Обломов не может и не хочет ничего менять.

Трудно переоценить роль второстепенных персона­жей в романе, ведь они являются одним из средств ха­рактеристики главного героя. Волков, Судьбинский, Пенкин — своеобразные «двойники» Обломова: каждый из них представляет тот или иной вариант воз­можной судьбы Ильи Ильича.

В конце первой части романа автор ставит вопрос: что же победит в главном герое — жизненные начала или сонная «обломовщина»? Прочитав роман, мы ви­дим, что «обломовщина» в итоге побеждает и Обломов тихо умирает на диване, так и не совершив ничего по­лезного и нужного.