О творческой истории своего первого романа Гонча­ров вспоминает таким образом: «Роман задуман был в 1844 году, писался в 1845 году, и в 1846 году мне оста­валось дописать несколько глав».

Работа над произведением продвигалась довольно быстро, что указывало на ясность замысла, с одной сто­роны, и об овладении автором жизненным материалом — с другой. Вскоре роман увидел свет в третьем и четвер­том номерах журнала «Современник» за 1847 год и имел большой успех у читателя.

Гончаров показал наполненного иллюзиями и радуж­ными мыслями о любви и литературной славе молодого романтика Александра Адуева. «Цель и счастье жизни он видит не в труде и творчестве на пользу общества (трудиться ему казалось «странным»), а в «возвышен­ном существовании», в непрерывном ощущении душев­ного восторга, в пленительных, но бесплодных мечтах о славе, подвигах, «колоссальной страсти», любви — во всем том, что приводит его в «сладкий трепет», — отзы­вается о главном герое романа исследователь творчества И.А. Гончарова Александр Рыбасов.

И вот этот провинциальный юноша в надежде осу­ществить свои планы, граничащие с грезами, приезжа­ет в Петербург, но в скором времени не без помощи трезвого и расчетливого дядюшки убеждается в несо­стоятельности своих притязаний в области искусства. Терпит крах и его восторженная любовь к Наденьке, живой и естественной девушке, шалившей и кокетни­чавшей с ним. Она увлеклась Адуевым, но довольно скоро разобралась, что кроме выспренных слов о чув­ствах, больше у него ничего нет за душой, и когда пока­зался на горизонте умный и ловкий граф, она тотчас и разлюбила Александра. И вот девушка, которую совсем недавно герой ставил выше всех женщин, в его глазах оказалась ниже всех только потому, что, по мнению Адуева, она не проявила в любви к нему ни должного героизма, ни самоотверженности, вследствие чего с его стороны заслужила только презрение.

На вопрос тетки, какой любви он потребовал бы от женщины, Адуев признался, что любимая не должна замечать других мужчин, все они должны казаться ей невыносимы, и только один герой выше и прекраснее всех. Лишь в тлазах любимого, в разговорах с ним дол­жна она черпать блаженство, а если понадобится, — жертвовать для него всем и бежать на край света, не терпеливо даже, а «энергически» снося все лишения. «Вот любовь!» — страстно восклицает Александр в кон­це своего монолога, совершенно не подозревая, что та­кая любовь если и возможна, то только в совершенно оторванных от действительности романтических произ­ведениях. В скором времени он и сам убеждается в этом, встретив женщину, которая, казалось бы, отвечала всем его требованиям. Поначалу герой буквально утопает в блаженстве, каждый день с утра до вечера проводя в постоянных разговорах о любви. Но бесконечно так про­должаться не могло, и в один прекрасный момент сер­дечные излияния наскучили ему, а после стали еще и утомлять. Ему уже хочется отвлечься немного от пред­мета обожания, просто пройтись по Невскому, провести вечер в кругу друзей... Но эти естественные желания почему-то не находят понимания со стороны любимой. Начинаются обычные в такой ситуации упреки, слезы, ревность, что еще больше отталкивает героя от недав­ней своей возлюбленной. Завершается все тем, что, из­мучив и взвалив на бедную женщину всю вину, Адуев покидает ее.



 




«Таким образом его глупый идеал любви был вдребез­ги разбит опытом, — делает вывод из происшедшего В.Г. Белинский. — Он сам увидел несостоятельность пе­ред любовью, о которой мечтал всю жизнь свою. Он уви­дел ясно, что он вовсе не герой, а самый обыкновенный человек, хуже тех, кого презирал, что он самолюбив без достоинств, требователен без прав, заносчив без силы, горд и надут собою без заслуги, неблагодарен, эгоист».

Но думается, что в запале негодования великий кри­тик чересчур перегнул палку, и, словно осознав прояв­ленную к герою несправедливость, чуть ниже он как бы дополняет эту характеристику другой: «Это был чело­век обыкновенный, но вовсе не пошлый. Он был добр, любящ и не глуп, не лишен образования; все несчастья его произошли от того, что, будучи обыкновенным че­ловеком, он хотел разыграть роль необыкновенного». За несколько лет столичной жизни молодой Адуев во многом разочаровался, состарился душой, потерял при­сущую ему искренность, свежесть чувств, но приобрел жизненный опыт, избавляющий его от романтической мечтательности и непрактичности.

В финале романа читатель уже не обнаружит в Алек­сандре ни восторженных мечтаний, ни возвышенных устремлений. Мы видим делового человека с блестящей карьерой впереди накануне выгодного брака по расче­ту, оправдывающего перемены в себе ссылками на вре­мя: «Что делать... век такой. Я иду наравне с веком...»

Этот обычный удел восторженных юношей, рано или поздно превращающихся в расчетливых дельцов, и имел в виду автор, когда называл свой роман «Обыкновенной историей». Адуев кончил, как большая часть тогда, — писал Гончаров в статье «Лучше поздно, чем никогда», — послушался практической мудрости дяди, принялся ра­ботать в службе, писал в журналах (но уже не стихами) и, пережив эпоху юношеских волнений, достиг положи­тельных благ, как большинство, занял в службе прочное положение и выгодно женился, словом, обделал свои дела. В этом и заключается «Обыкновенная история».

Еще в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» В.Г. Белинский отметил беспристрастность автора к изоб­раженным картинам и персонажам, выделив ее как один из главных творческих принципов Гончарова. Великий критик писал: «Он поэт, художник — и больше никто. У него нет ни любви, ни вражды к создаваемым им ли­цам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю».

Сам писатель в литературном произведении более всего ценил объективность и глубину изображения жиз­ни. Гончаров убежден, что «действительность, какая бы она ни была, нуждается в эпически-спокойном изобра­жении». В соответствии с этим творческим принципом он писал и «Обыкновенную историю».