Раскольников проснулся на другой день уже поздно, после тревожного сна. Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. В комнате было три не совсем исправных старых стула, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько запыленных тетрадей и книг, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не половину всей комнаты, обивка которой превратилась в лохмотья. На софе, иногда не раздеваясь, спал Раскольников. Перед софой стоял маленький столик.

Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа.

Его разбудила Настасья, прислуга хозяйки, которая убирала в его комнате. Она принесла письмо от матери Раскольнйкова. Когда Настасья вышла, он быстро поднес его к губам и поцеловал.




 






«Милый мой Родя, - писала мать, - вот уже два месяца с лишком, как я не беседовала с тобой письменно. Но ты не обвинишь меня в этом молчании. Ты знаешь, как мы любим тебя, я и Дуня, ты наше все, вся надежда, упование наше. Я знаю, что ты оставил университет за неимением чем содержать себя. Что я могла сделать с моими ста двадцатью рублями пенсиона в год. Пятнадцать, которые я послала тебе, я занимала, и только выплатила долг. Но теперь, слава Богу, я, кажется, могу тебе еще выслать.
А теперь сообщаю тебе, что Дуня сейчас живет со мной. Когда она в прошлом годе пошла в гувернантки, то взяла вперед сто рублей, шестьдесят из них мы выслали тебе. Хозяин, господин Свидригайлов, сначала обходился с ней очень грубо. Но что оказалось впоследствии? Представь себе, этот сумасброд возымел к Дуне страсть и осмелился сделать ей явное и гнусное предложение, обещая ей разные награды и сверх того бросить все и уехать с нею в другую деревню или, пожалуй, за границу. Оставить сейчас место было нельзя, не только по причине денежного долга, но и щадя хозяйку Марфу Петровну. Развязка наступила неожиданно. Марфа Петровна нечаянно подслушала своего мужа, умолявшего Дунечку в саду, и, поняв все превратно, во всем обвинила Дуню. Она даже ударила ее. Напростой телеге под проливным дождем приехала Дуня в город. Марфа Петровна ездила по своим знакомым и всячески чернила Дуню. Я заболела, Дунечка же меня утешала и ободряла. Господин Свидригайлов одумался и раскаялся, представил жене полные и очевидные доказательства невиновности Дуни. Он передал Марфе Петровне письмо, в котором Дуня укоряла его за неблагородное поведение по отношению к семье... Марфа Петровна вполне убедилась в невинности Дунечкиной и на другой день приехала в церковь и на коленях просила владычицу дать ей силы перенести это новое испытание и исполнить свой долг.

Потом приехала к нам, рассказала все и просила Дуню простить ее. Кроме того, она объездила весь город и везде показывала и читала Дунечкино письмо. По крайней мере, она полностью восстановила честь Дунечки. Узнай, милый Родя, что после этого к Дунечке посватался жених и что она успела уже дать свое согласие. Он - надворный советник Петр Петрович Лужин, дальний родственник Марфы Петровны. Человек он обеспеченный, правда ему сорок пять лет, но он довольно приятной наружности. Он приехал к нам один раз, познакомился, а на другой день прислал письмо, в котором сделал предложение. Петр Петрович считает, что жениться нужно на девушке честной, но без приданого, и непременно на такой, которая уже испытала бедственное положение, чтобы почитала мужа за своего благодетеля. Перед тем как решиться, Дунечка не спала всю ночь. Петр Петрович собирается открыть в Петербурге контору и скоро туда приедет, так что ты сможешь с ним познакомиться. Жить молодые будут в Петербурге. Я тоже перееду в Петербург, но жить буду отдельно, если только зять меня не пригласит жить вместе с ними. Тебе он может дать место секретаря. Так что, может быть, скоро свидимся. Петр Петрович взял на себя часть наших расходов на переезд... А теперь, бесценный мой Родя, обнимаю тебя до близкого свидания нашего. Люби Дуню, свою сестру! Люби так, как она тебя любит. Прощай, или, лучше, до свиданья! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно. Твоя до гроба Пульхерия Раскольникова».
Лицо Раскольникова было мокро от слез, оно было бледно и искажено судорогой, и тяжелая, злая улыбка змеилась по его губам. Ему стало душно. Он схватил шляпу и вышел из дому, взяв направление к Васильевскому острову.