Так пролежал он очень долго. Случалось, что он как будто и просыпался, и в эти минуты замечал, что уже давно ночь. Наконец он заметил, что уже светло по-дневному. Он сел на диване, - и тут все припомнил!

В первое мгновение он думал, что с ума сойдет. Он лихорадочно стал снимать с себя одежду и осматривать ее со всех сторон. Увидев на штанине в самом низу следы запекшейся крови, он схватил нож и отрезал кусок растрепавшейся материи. Потом вытащил из карманов старухины вещи и кошелек, спрятал их в углу за отставшими обоями.

Он еще неоднократно повторял осмотр своей одежды, нашел кровь на носке и в кармане от кошелька. Он вырвал карман целиком. «Куда девать этот носок, бахрому от штанины, карман? В печку? Но в печке прежде всего начнут рыться. Сжечь? Спичек нет». Так он метался, пока не оледенил его нестерпимый озноб и он опять заснул. Окончательно разбудил его сильный стук в дверь.

Пришли Настасья с дворником. Дворник молча протянул Раскольникову длинную серую бумажку, это была повестка из полиции. «Да когда же это бывало? Никаких я дел сам по себе не имею с полицией! И почему как раз сегодня? » - подумал он в мучительном недоумении. Голова его кружилась и болела от жару. «Это хитрость! Это они хотят заманить меня хитростью и вдруг хотят сбить на всем», - думал он как в бреду, выходя на лестницу. Полиция была от него с четверть версты. «Войду, стану на колени и все расскажу...» - думал он входя.

В помещении было много народу. У стола письмоводителя сидела женщина в черном и что-то писала. Рядом стояла разодетая багрово-красная дама, которая, когда к ней обращались, говорила с сильным немецким акцентом. Звали ее Луиза Ивановна.
Вдруг с некоторым шумом вошел офицер, бросил фуражку на стол и сел в кресла, это был помощник квартального надзирателя. У него были рыжеватые горизонтально торчащие в обе стороны усы и чрезвычайно мелкие черты лица, ничего, впрочем, особенного, кроме нахальства, не выражавшие. Он принялся сразу же отчитывать Луизу Ивановну за вчерашний дебош в ее заведении, но, увидев прямой взгляд Раскольникова, переключился на него.

- Тебе чего? - крикнул он.
- По повестке... - отвечал кое-как Раскольников.
- Это по делу о взыскании с них денег, с студента, - заторопился вступить в разговор письмоводитель, отрываясь от бумаг.
«Денег? Каких денег? Стало быть, наверно, не то!..» - подумал Раскольников и даже вздрогнул от радости.



 




Дело, по которому вызывали Раскольникова, прояснилось. На него поступила жалоба за неуплату долга. Он вспомнил, как было дело, и рассказал, что собирался жениться на дочери квартирной хозяйки, но девица в прошлом году умерла от тифа, а он остался жильцом, как был. Хозяйка сказала ему, что совершенно в нем уверена, но просит дать заемное письмо на сто пятнадцать рублей, всего, что она считала за ним долгу. Теперь его расписка была представлена для взыскания долга.


Раскольников почувствовал, что после его рассказа присутствующие к нему стали по-другому относиться, показалось, что письмоводитель стал с ним небрежнее и презрительнее. Но какое ему дело до его собственной подлости. С ним совершалось что-то совершенно незнакомое, новое, внезапное и никогда не бывалое.
Под диктовку письмоводителя он написал отзыв на жалобу, что заплатить не могу, из города не выеду, имущество свое ни продавать, ни дарить не буду. Когда дело было кончено, Раскольников, вместо того чтоб встать и уйти, положил оба локтя на стол и стиснул голову руками. Странная мысль пришла ему вдруг: встать сейчас, подойти к Николаю Фомичу и рассказать ему все вчерашнее. Он уже собрался исполнить свое намерение, но вдруг остановился как вкопанный: офицеры говорили о вчерашнем убийстве. По словам квартального надзирателя, убийство произошло в восьмом часу вечера, и ни Кох, ни студент Пестряков в деле не замешаны, а убийца уже был в квартире и скрылся незамеченным как раз в тот момент, когда Кох сдурил и отправился сам за дворником. Раскольников поднялся и пошел к дверям, но не дошел.

Когда он очнулся, то увидел, что сидит на стуле и что вокруг какие-то люди, а Николай Фомич стоит перед ним и пристально глядит на него.
- Что это, вы больны? - спросил он, - и давно?
- Со вчерашнего...- пробормотал в ответ Раскольников.
- А вчера со двора выходили?
- Выходил.
- В котором часу?
- В восьмом часу вечера.
- А куда, позвольте спросить?
- По улице.

После некоторой паузы Раскольников встал и вышел. На улице он совсем очнулся.
«Обыск, обыск, сейчас обыск! - повторял он про себя, - разбойники! подозревают!» Давешний страх опять охватил его всего, с ног до головы.