Колебания Раскольникова между арифметическим расчетом и непосредственным отвращением к тому злу, которое освещается его рациональным сознанием, и открывают возможность его сближения с Соней Мармеладовой. Какой-то стороной своего существа Раскольников близок Соне и она ему близка - не только состраданием к несчастным, не только способностью «переступить» и «руки на себя наложить», как привычно считается нашей критикой, но также и упованием на высшую, совершающуюся в мире справедливость. Раскольников не лишен этих упований, что подтверждается прежде всего его соображениями о «крови по .совести». К тому же он пришел, хотя и не совсем осознанно, только на уровне чувства и ощущения; к прямому непосредственному соприкосновению с нравственными основами жизни.

Протест нравственного чувства против насилия и разрушения выливается в форму тоски, неудовлетворенности и влечения к Соне, как человеку, знающему истину. Соня чувствует в нем эту духовность, с которой борется он в себе самом с крайне ограниченных рационалистических позиций. Недаром Соня надеется на возрождение Раскольникова, потому что чувствует в нем внутренний разброд. Если бы Раскольников во всем был противоположен Соне, не было бы содержательного общения.  Воскресение Лазаря и обращение неверующих иудеев имеют огромное значение в романе Достоевского - именно в этом аспекте дана душевная история Раскольникова. Подобно Лазарю, Раскольников придет к возрождению, через любовь к Соне сомкнётся с человечеством, через преодоление жестокого противоречия мысли и чувства приобщится к истине, высшему порядку вещей.

Однако в момент первого свидания Раскольников и Соня находятся в кризисном состоянии и полны отчаяния. «Что же, что же делать?» - этот вопрос стоит перед ними и неумолимо требует ответа. Раздраженный религиозными упованиями Сони, Раскольников говорит о практической бесполезности ее жертвы, об иллюзорности всех ее надежд на чудо, безжалостно напоминает ей о больнице, о печальных последствиях ее профессии, о Полечке, которая с неизбежностью пойдет по той же дорожке, о скорой смерти Катерины Ивановны от злой чахотки. Раскольников понял, что Соня отдала себя на заклание, понял «до какой чудовищной боли истерзала ее, и уже давно, мысль о бесчестном и позорном ее положении». Даже самоубийство стало для нее слишком благополучным исходом, невозможным из-за жалости к беспомощным детям.

На слова Раскольникова, что справедливее и разумнее было бы прямо головой в воду и разом покончить, Соня отвечала: «А с ними-то что будет?.. Раскольников странно посмотрел на нее… И тут только понял он вполне, что значили для нее эти бедные, маленькие дети - сироты и эта жалкая, полусумасшедшая Катерина Ивановна…» Раскольников не мог допустить гибели чистейшего существа, способного жить высокой духовной жизнью и сидящего «над погибелью, прямо над смрадной ямой». На вопрос Сони «Что же делать?» Раскольников отвечал еще большим отчаянием, которое сказалось в заостренном индивидуалистическом бунтарстве. На помощь пришла легенда о «властителе», который, получая власть над «муравейником», стремится спасти «дрожащую тварь», обеспечить ее довольством и берет страдание на себя. Разговор с Соней завершается наполеоновским мотивом владычества над людьми с целью водворить между ними справедливость; «Что делать? Не понимаешь? После поймешь… Свободу и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником!.. Вот цель! Помни это! Это мое тебе напутствие!»

Раскольников выступает здесь во всей душевной смуте: от сознания своего позора, от тайных надежд приобщиться к духовным ценностям Сони он, впадая все в большее и большее, отчаяние, вспыхивает сатанинской гордостью и верой в свою миссию Единственного, спасающего мир как власть имущий.


 



Безмерно страдая от социального неравенства, Раскольников на факты чудовищного оскорбления не случайно отвечает философией индивидуалистического насилия. В условиях спада освободительного движения в стране, когда первая революционная ситуация не завершилась самостоятельным историческим выступлением народных крестьянских масс в силу субъективных причин - слабости политического сознания, - протест одиночек неизбежно принимал форму индивидуалистического бунта.


В момент второго свидания с Соней (часть пятая, глава четвертая) Раскольников с «невыразимым ужасом» признается ей в преступлении. Соня ответила на гго признание взрывом исступленного сострадания. Через взволнованную экспрессию движений и слов автор передает душевное потрясение Сони, способной входить в чужое «я» и сливаться с ним нераздельно: «Как бы себя не помня, она вскочила и, ломая руки, дошла до середины комнаты; но быстро воротилась и села опять подле него, почти прикасаясь к нему плечом к плечу. Вдруг, точно пронзенная, она вздрогнула, вскрикнула и бросилась, сама не зная для чего, перед ним на колени.

Это исступленное сострадание Сони, острая жалость и стали для него той необходимой внутренней духовной связью с человечеством, без которой он все более и более опустошался, отдаваясь чувствам ненависти и презрения ко всему: «Давно уже незнакомое чувство волной хлынуло в его душу и разом размягчило ее. Он не сопротивлялся ему: две слезы выкатились из его глаз и повисли на ресницах». Раскольников в этот момент находит в себе человека. Своей любовью, беспримерной преданностью Соня обращает его к живым родникам высокой человеческой «чувственности», т. е. живой спасительной сердечности.

Душевная сухость, питаемая гордостью и своеволием, т. е. презрительным отношением к людям, «дрожащим тварям», хоть на минуту сменяется эмоциональным движением, возвышающим его. При всей надменности у Раскольникова нет уверенности в себе, недаром он обращается к Соне как руководительнице. Разумеется, Соня влияет на Раскольникова не религиозно-нравственными идеями, не логикой доказательств, а той внутренне! душевной силой, которая питается ее страстной верой в конечную победу добра. Он подчиняется ей не разумом, а всем нутром своего существа.

Сопротивляясь всячески и отстаивая истинность наполеоновской теории, а «мрачном восторге» говоря о своеволии, он между тем бессознательно ищет возвращения к жизни, и на этом пути Соня и ее любовь становятся для него спасением Встревоженная совесть Раскольникова, оставаясь у пирога сознания, не может пока воздействовать на его воззрения, но проявляется во всех моментах его поведения, даже в этом сближении с Соней, как последней надеждой на прощение.

Протест духовного «я» порождает противоречия в самой мировоззренческой позиций Раскольникова. Еще до признания в убийстве он как-то пытался психологически подготовить Соню и оправдать себя в ее глазах ссылкой на социальное неравенство, страдания униженных и преуспеяние дельцов Лужиных. Он обратился к ней с вопросом: «Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне?» Соня поняла индивидуалистическую природу вопроса и потому ответила: «И кто меня тут судьей поставил: кому жить, кому не жить?» На это. Раскольников неожиданно заявляет: «Это я прощения просил, Соня…»