«Преступление и наказание» прочно устанавливает характерную форму Достоевского. Это первый у него философский роман  на уголовной основе. Это одновременно и типичный психологический роман, отчасти даже и психопатологический, с весьма заметными следами полицейского романа-фельетона и «черного»,  или мрачно-авантюрного, романа английской школы.  Но это прежде всего, как и первое произведение Достоевского, роман социальный, ставящий в гущу событий и под огонь  диалектики большие и больные темы современной политической минуты. Длительный и углубленный самоанализ Раскольникова, его  диспуты с Порфирием, Свидригайловым, Соней среди беспрерывной игры убийцы с полицейской и следственной властью -  такова развернутая ткань «Преступления и наказания».  Высокое искусство романиста сказалось в органическом сплетении этой основы с острейшими темами современной публицистики, превратившими уголовный роман в грандиозную социальную эпопею.

Весь обширный роман сосредоточен на единой теме, пронизывающей его сквозным действием. Все связано с центром и очерчено единым кругом. С первых же абзацев романа читатель узнает,  что готовится убийство. На протяжении шести глав он весь во власти идеологических мотивов преступления и материальных приемов подготовки к нему. Сейчас же после убийства открывается  сложнейшая по своему психологическому драматизму внутренняя  борьба Раскольникова со своим замыслом, своей теорией, своей  совестью и внешняя - с властью в лице сильнейшего противника  Порфирия Петровича и отчасти полицейского.

В драму убийцы  постепенно втягиваются окружающие, перед которыми он либо  сам раскрывает свою тайну (Разумихин, Соня, Дуня), либо не в  состоянии ее скрыть (Заметов, Свидригайлов, Порфирий Петрович). Три беседы со следователем - шедевр интеллектуального  единоборства. Точное «психологическое» кольцо, которое невидимо и уверенно с первых же дней после убийства начинает очерчивать вокруг Раскольникова его неотразимый соперник в диалектике, уверенно и точно смыкается в грозовой вечер их последней,  столь успокоительной по зачину беседы. Раскольникову остается  только покориться логическому воздействию Порфирия и моральному влиянию Сони - он приносит повинную.  Линия развития драмы нигде не прерывается и не переламывается побочными эпизодами. Все служит единому действию,  оттеняя и углубляя его. Трагедия семейства Мармеладовых является сильнейшим аргументом к теории и действию Раскольникова, как и возникающий из письма матери «свидригайловский» мотив в судьбе сестры (власть над бедной девушкой ее хозяина), вскоре получающий в романе полное и глубокое развитие.


 




Образ Свидригайлова отнюдь не представляет собой самостоятельного вводного эпизода, он замечательно освещает судьбу и личность главного героя. Характерность персонажей тонко передается Достоевским и  в речевых особенностях каждого. Иннокентий Анненский верно отметил стилистическую «канцелярщину» Лужина, ироническую небрежность Свцдригайлова и восторженную фигурность  Разумихина. Нетрудно так же уловить саркастическую деловитость правоведа Порфирия и деланную вежливость чиновничьей речи Мармеладова, обильно уснащенной церковными славянизмами для выразительной живописи потрясающей истории  его грехопадений и страданий. Если не самый словарь, то «словесный жест», интонационная система героев выявлены в романе с неизгладимым своеобразием.  Рядом с образцами портрета и жанра роман дает шедевры городского пейзажа в описании «серединных улиц» столицы с их  зловонием и пылью, деловым и ремесленным населением, распивочными и всякими иными низкопробными «заведениями».

В «Преступлении и наказании» внутренняя драма своеобразным приемом вынесена на людные улицы и площади Петербурга.  Действие все время перебрасывается из узких и низких комнат в  столичные кварталы. На улице Соня приносит себя в жертву, здесь  падает замертво Мармеладов, на мостовой истекает кровью Катерина Ивановна, на проспекте перед каланчой застреливается Сви-  дригайлов, на Сенной площади пытается всенародно покаяться  Раскольников. Многоэтажные дома, узкие переулки, пыльные скверы и горбатые мосты - вся сложная конструкция большого города  середины столетия вырастает тяжеловесной и неумолимой громадой над мечтателем о безграничных правах и возможностях одинокого интеллекта. Петербург неотделим от личной драмы Расколь-  никова: он является той тканью, по которой рисует свои узоры его  жестокая диалектика.

При этой сложности внутренней тематики совершенно изумителен по своей цельности и полноте основной тон повествования.  Он словно вбирает в себя все интонации и оттенки отдельных сцен  и образов - столь разнородные мотивы Сони, Свидригайлова,  Раскольникова, Мармеладова, старухи, - чтобы слить их воедино  и постоянным возвращением к этим господствующим и сменяющимся темам сообщить роману как бы некоторое симфоническое  звучание современного Петербурга, сливающее огромное многоголосие его подавленных рыданий и возмущенных воплей в единое и мощное целое раскольниковской трагедии.