В романе осуществляется нравственный суд над Раскольниковым, суд, который становится разоблачением сверхчеловека с его заветом «все позволено». Кажется, с этой мыслью согласны все  литературоведы. Однако до сих пор внутренний конфликт Раскольникова ими понимается по-разному. Так, некоторые считают, что трагедия Раскольникова - это не трагедия совести вслед за Вересаевым, который писал: «Перечитываешь «Преступление и наказание» - и недоумеваешь: как могли раньше, читая одно, понимать совсем другое, как могли видеть в романе истасканную «идею», что преступление будит в человеке совесть и в муках совести несет преступнику высшее наказание».

Повторяется старая декадентская версия о том, что роман Достоевского не имеет ничего общего с трагедией совести. Мережковский полагает, что Раскольников, заглянув «во святые святых» человеческой совести, увидел «ничто», пустое место, пустой воздух - «белые голые стены» и потому им овладел «ужас пустоты, ужас ничего». Раскольников не вынес «беспредельной свободы»: «она раздавила его больше, чем вся тяжесть карающего закона». «Не укора совести боится он, а молчания совести», «внутренняя свобода и безнаказанность для него ужаснее всякого внешнего насилия и наказания». «Бесконечная любовь к себе, - разъясняет критик, - бесконечная любовь к другим есть одна и та же любовь к богу». Индивидуализм оправдывается как любовь к себе в боге, любовь к своему «дальнему я». Вина Раскольникова в том, что он «любил себя не до конца, не до бога, и недостаточно, не последней любовью», в том, что он не «властелин», а «дрожащая тварь», потому что не выдержал свободы, последней, беспредельной. «Да, в созерцании - «властелин», в действии Раскольников, пожалуй, и в самом деле - только «дрожащая тварь». Он просто не создан для действия: такова его природа».

Трагедия Раскольникова - это, несомненно, трагедия совести. «Совесть, мучащую Раскольникова после преступления, - писал Г. М. Фридлендер, - Достоевский изображает как то присущее ему потенциально народное начало, которое не дает ему спокойно пожать плоды преступления, так как напоминает ему о единстве с другими страдающими и угнетенными, делает восприимчивым к разуму людей из народа и к их нравственным требованиям, близким, в понимании писателя, евангельскому идеалу любви и милосердия». В. Днепров отмечает в Раскольникове нравственную силу, которая противится задуманному преступлению: «Она создает ощущение внутренней невозможности злого и страшного намерения, запрещает его, воздвигает перед ним моральную стену, связывает с ним страдания почти невыносимые».

Голос совести долгое время остается у порога сознания Раскольникова, однако лишает его душевного равновесия «властелина», обрекает на муки одиночества и разъединяет с людьми, порождает в нем сомнения в истинности теории «сверхчеловека», проливающего кровь «по совести». «Властелин», мечтающий о власти над «дрожащей тварью» во имя ее же благополучия, способен привести человечество лишь к самоистреблению. Бредовые грезы Раскольникова на каторге о всеобщем безумии приобретают смысл грозного предупреждения. Целые города и народы заражались и сумасшествовали, не понимали друг друга, теряли прирожденное знание добра и зла, «дрались и резались». Какие-то новые трихины, «духи, одаренные умом и волей», вселялись в тела людей, делали каждого «антихристом», бесноватым. Галлюцинация Раскольникова выражает нравственно-психологическое состояние людей, разделенных враждой и непониманием. Встает необходимость ради спасения жизни на Земле преодолеть эту разобщенность людей в каком-то наличном единстве. Идеал нравственно-социальной гармонии, связанной с абсолютной духовностью, утверждается от противного.


 





 «Преступление и наказание» - роман, воспроизводящий картины социальных страданий городской бедноты, роста социального неравенства, преступности, проституции, процесса морального разложения не только «верхов», но и «низов». Многочисленные уличные сцены в романе с пьяными мастеровыми, проститутками выросли из непосредственных, живых наблюдений над жизнью тогдашнего Петербурга.

Судьба бедных людей, зашедших в тупик полного отчаяния, безысходного страдания, Достоевского волновала с самого начала его сознательной творческой деятельности и до конца дней.

Бросив университет, Раскольников порвал с миром, «как паук, к себе в угол забился». Только в полном одиночестве, в «раздражительном и напряженном состоянии», он смог отдаться своей «безобразной мечте». Она родилась в условиях петербургской «духоты, толкотни», «особенной летней вони», в «каморке», которая «походила более на шкаф, чем на квартиру», в бедности и даже нищете. «В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто», - разъяснял Мармеладов Раскольникову.

Крайняя нищета характеризуется тем, что «идти больше некуда». Мотив безысходности самый центральный и «сквозной»: «Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, - говорит Мармеладов Раскольникову в трактире, - что значит, когда уже некуда больше идти?».