«Не умирая, как преданье, Живут поэты для сердец!»
Строки эти написаны Ф. Глинкой, автором «Воспоминаний о пиитической жизни Пушкина». Как и многие современники, он предрекал долгую жизнь Пушкину в потомстве. Мыслями об этом утешал себя И. Пущин, вспоминая в грустные минуты, что «поэт не умирает и что Пушкин... всегда жив для тех, кто, как я, его любил, и для всех умеющих отыскать его, живого, в бессмертных его творениях...» Оставался вопрос, каким увидят, каким узнают поэта грядущие поколения, что донесет о нем молва, сумеют ли читатели вникнуть в смысл произведений и в душу их создателя. Разве не об этом тосковал Белинский, потрясенный вестью о гибели поэта? В письме к Краев-скому, он восклицал: «Бедный Пушкин! Вот чем кончилось его поприще!.. Как не хотелось верить, что он ранен смертельно... Один истинный поэт был на Руси, и тот не совершил вполне своего призвания. Худо понимали его при жизни, поймут ли теперь?»

Поймут ли? Это относилось и к творчеству, и к личности поэта, к непростой его судьбе. Взлет внимания к поэту после его кончины возбудил . интерес к пушкинской личности и творчеству. Еще в начале двадцатых годов наметились различные подходы к трактовке его натуры, поведения, истории жизни. Они отчетливо оформились и поляризовались после его гибели. У истоков одного оказался В. А. Жуковский, выразителем другого стал Лермонтов.
Отзывы, отразившие два различных подхода к оценке пушкинского облика, были созданы по следам трагических событий дуэли, связаны с роковым поединком и событиями последних дней поэта. Сквозь призму событий трагического момента оценивались доминирующие, черты и свойства пушкинской натуры. Жуковский был более осведомлен о преддуэльных событиях; смерть Пушкина произошла у него на глазах. Впечатления Лермонтова, хотя он и знал о происшествии из верных источников, не были непосредственными,— тем поразительнее его на редкость точное освещение причин трагедии и концепции облика поэта. Скажем о предложенных трактовках образа поэта подробнее.

В. А. Жуковский, опекавший поэта с юности, находился при умиравшем до последних его мгновений. Он составил после кончины друга письмо отцу поэта Сергею Львовичу Пушкину от 15 февраля 1837 года, которое получило широкое распространение. Оно, собственно, и писалось с ориентацией на широкую огласку, на распространение определенной версии облика Пушкина. Автор письма и его окружение способствовали популяризации его в списках; оно же было опубликовано официально — письмом к отцу поэта открывался пятый номер журнала «Современник» за 1837 год, посвященный памяти Пушкина.

Каковы основные идеи письма? Прежде чем напомнить их, восстановим некоторые подробности взаимоотношений Жуковского с Пушкиным., Они были добрыми друзьями. Старший друг не раз заступался за юного своего брата по лире перед властями, старался быть ему полезным во всех превратностях и тяготах. Вместе с тем он не одобрял антиправительственных выступлений Пушкина, радикализма и непреклонного вольнодумства. В пору ссылки поэта в Михайловское Жуковский стремился повлиять на него, уговаривал пойти на примирение с властями. Смерть Пушкина Жуковский пережил как невосполнимую утрату, как потерю близкого человека и национального гения.

Несколько слов об истории создания стихотворения. Лермонтов был болен, когда по городу разнеслась весть о дуэли и ее итоге. Лечил Лермонтова доктор Н. Ф. Арендт — от него, навещавшего умиравшего поэта, и от других приходивших в дом людей двадцатитрехлетний поэт, узнал подробности. Чувство неизмеримой потери, острейшая душевная боль соединились с ненавистью к свету, ко всем, кто распространял клевету о причинах гибели Пушкина. (В некоторых кругах, в великосветских салонах защищали Дантеса, обвиняли Пушкина. Об этом упоминала в воспоминаниях С. Н. Карамзина. Е. Н. Мещерская писала о контрасте между «плебейскими почестями» поэту и равнодушии «раззолоченных салонов»1.)
«Невольное, но сильное негодование вспыхнуло во мне про тив этих людей, которые нападали на человека, уже сраженного рукою божьей, не сделавшего им никакого зла и некогда ими восхваляемого»,— вспоминал Лермонтов


 





Взволнованно и смело опровергались поэтом домыслы и легенды, кривотолки о причинах дуэли, обвинения Пушкина и его жены. Заглушая ропот клеветников, Лермонтов утверждал, что поэт «восстал... против мнений света», против палачей,«свободы, гения и славы». Не один Дантес, а «жадная толпа» у трона виновна в гибели благородного певца. Его долго губили лицемерием, клеветой, раздували «чуть затаившийся пожар».

Юнкер П. А. Гвоздев обратился к Лермонтову, написав «Ответ» на его стихи о смерти Пушкина. Разделяя гнев, благородный порыв «младого поэта», вставшего на защиту гения, Гвоздев отмечает, что тем, в кого метил Лермонтов, недоступны чувства печали и сожаления. У этих душ презренных сердца, «покрытые зимней вьюгой». Им песнь «На смерть Пушкина» страшна «как суд кровавый, Для них она, как грозный меч...» Автор обращения предвидит тяжкую участь дерзнувшего встать на защиту погибшего и призывает его к твердости духа:

...Твой стих свободного пера
Обидел гордое тщеславье,
И стая вран у ног царя,
Как милость, ждет твое бесславье...
Не ты ль сказал: «Есть грозный суд!»
И этот суд — есть суд потомства,
Сей суд прочтет их приговор,
И на листе, как вероломство,
Он впишет имя их в позор'.

Так завершалась перекличка с лермонтовскими стихами, предоставляя будущему оценить подвиг Пушкина и его младшего собрата по перу. Стихи датированы 22 февраля 1837 года. Они не могли попасть в печать, впервые опубликованы в «Русской старине» в октябре 1896 г., с. 131 —132. Непредназначенные для обнародования, они отражают идеи некоторых представителей молодежи лермонтовского поколения.