Простота, точность, ясность и создавали ту необычайную сжатость, предельную сгущенность, лапидарность художественной формы, тот справедливо прославленный пушкинский лаконизм, который не только составляет специфическую особенность всей писательской манеры Пушкина, но и делает его великие создания явлением в своем роде беспримерным и единственным во всей мировой литературе. В условиях русского литературного развития того времени пушкинский лаконизм был явлением в высшей степени  новаторским и исключительно плодотворным.

Над литературным сознанием большинства современников Пушкина в той или иной мере господствовало в существе своем антиреалистическое представление о художественной литературе как об «украшенной речи». Одним из необходимых условий художественности, согласно «Риторике» Ломоносова, было «распространение слова», иаивозможное изобилие словесного материала, расцвеченность, изубранностъ, изукрашен-ность поэтического произведения всякого рода тропами, фигурами и т. п.

Уже Радищев, высоко ценивший, как позднее и Пушкин, роль Ломоносова - «насадителя Российского слова» - в развитии национального литературного языка, вместе с тем отмечал, что в его одах «более слов, нежели мыслей».

Этот упрек в значительной степени можно отнести почти ко всей литературе восемнадцатого века, литературе громадных по своим размерам од, грандиознейших эпических поэм - «отменно длинных, длинных, длинных» «классических романов».

Карамзин и его продолжатели - писатели «карамзинского периода» - выступили против пространных и тяжеловесных сооружений классицизма, но с подобной же экстенсивностью художественной формы - словесного материала, преобладанием слов над мыслями - мы сталкиваемся в поэзии не только Карамзина, но ‘даже ближайших предшественников и непосредственных литературных учителей Пушкина - Батюшкова и Жуковского.

Задумав вскоре после выхода из лицея выпустить свои стихи отдельным сборником, Пушкин не только начал производить среди них очень строгий отбор, но и то весьма немногое, что к 1825 году отобрал, подверг максимальному сжатию, сокращению. Так «Гроб Анакреона» (1815) был сокращен им на 14 стихов (вместо 57 стало 43), послание «К Шишкову» (1816) было сокращено на целых 25 стихов (вместо 59-34), послание «К Дельвигу», писавшееся в конце 1816 - первые месяцы 1817 года, то есть совсем незадолго перед окончанием лицея, - на 19 стихов (вместо 46-27); написанное около этого же времени послание «К Каверину» в результате тройной переработки уменьшилось почти вдвое (вместо 31 стиха - 16). Но особенно показательна в этом отношении работа Пушкина над его стихотворением «Друзьям». Стихотворение, написанное Пушкиным в 1816 году, состояло сперва из 32 стихов:

    * Среди беседы нашей шумной
    * Один уныл и мрачен я…
    * На пир раздольный и безумный
    * Не призывайте вы меня.
    * Любил и я когда-то с вами



 




    * Под звон бокалов пировать
    * И гармонически стихами
    * Пиров веселье воспевать.

Но пушкинский лаконизм-его умение, говоря словами послания Я- Н. Толстого, «изображать» кратко и «сохранять красоты» - достигался, понятно, не только путем устранения излишеств слога - «войной с пустословием»; лаконизм пушкинского стиха создавался в результате предельной точности и выразительности каждого слова. В том же стихотворении «Друзьям» первая строфа окончательной редакции сперва, как мы видели, читалась:

    * Богами вам еще даны
    * Златые дни, златые ночи,
    * И на любовь устремлены
    * Огнем исполненные очи.

Здесь два последние стиха не только были мало выразительны, по и носили абстрактно-неопределенный характер, доходящий до прямой, даже чисто грамматической, неясности. Чьи очи устремлены? На какую любовь? И вот, оставляя неприкосновенными одни только рифмующие слова, Пушкин совершенно переделывает обе эти строки, сообщая им и полную ясность и особую грациозную прелесть:

    * И томных дев устремлены
    * На вас внимательные очи.

Особенно меток и выразителен здесь эпитет «внимательные». «Его эпитет так отчетист и смел, что иногда Один заменяет целое описание», - писал позднее о пушкинских эпитетах Гоголь. Однако всякое, даже самое удачное отдельное выражение представляло для Пушкина ценность отнюдь не само по себе, а в непременной связи с целым, со всем произведением. В этом легко убедиться на примере того же послания к Жуковскому (1818). Следуя своему обычному стремлению к максимальной сгущенности, сжатию словесного материала, Пушкин при перепечатке послания в отдельном издании своих стихотворений в 1826 году выбрасывает из него пять стихов. При новом же переиздании (в собрании стихотворений 1829 года) вовсе опускает всю вторую часть стихотворения (последние семнадцать стихов), очевидно, как нарушающую единство темы (тема Жуковского перебивается в них новой самостоятельной темой о Батюшкове и Карамзине - авторе «Истории Государства Российского»). В результате послание сокращается вдвое против первоначальной редакции (22 стиха вместо 44). Не остановило Пушкина и то, что в отброшенной последней части как раз находилось столь восхитившее Вяземского - и действительно превосходное как по смелой и яркой поэтичности, так и по сжатой энергии выражения - словосочетание: «в дыму столетий».