Заметки 1822 г. проникнуты историческим оптимизмом, уверенностью поэта в ближайшем торжестве свободы. Пушкин считал, что для преобразования русской жизни достаточно всеобщего желания, «твердого, мирного единодушия». Действительность вскоре развеяла надежды Пушкина, и уже в том же 1822 г. его посещают мрачные мысли.
Ни один жизненный урок не пропадал для Пушкина бесследно. Многое пережил и передумал он за пять лет, протекших со дня окончания лицея. Опыт жизни поэта отразился и в некоторых стихотворениях этой поры. Особенно примечательно в этом отношении стихотворное послание «В. Ф. Раевскому» (1822). Пушкин как бы подводит итоги своей молодости. Он рассказывает в нем другу о надеждах и очарованиях юности, о том, как знал он и дружбу и любовь:

Младых бесед оставя блеск и шум,
Я знал и труд и вдохновенье,
И сладостно мне было жарких дум
Уединенное волненье.
Но все прошло! — остыла в сердце кровь,
В их наготе я ныне вижу
И свет, и жизнь, и дружбу, и любовь,
И мрачный опыт ненавшку.

Пушкин разочаровывается и в значении своей роли поэта-глашатая свободы и истины:
Я говорил пред хладною толпой
Языком истины свободной,
Но для толпы, ничтожной и глухой,
Смешон глас сердца благородный.

То, о чем пишет Пушкин в этом стихотворении, не было позой поэта-романтика, разочарованного в жизни, презревшего «толпу». Выраженные здесь настроения действительно начали все более мучить ссыльного Пушкина в связи с тяготами его положения и, главное, в связи со все более охватывавшими его сомнениями в возможности скорого осуществления идеалов свободы, добра и красоты. 15 стихотворении «Демон» Пушкин вспоминает о том, как в те дни, когда его волновали «возвышенные чувства», «свобода, слава и любовь», «какой-то злобный гений стал Тайно навещать» его:

Печальны были наши встречи:
Его улыбка, нудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;



 






Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

В начале июля 1823 г. Пушкин приехал в Одессу. В сравнении с Кишиневым она показалась ему европейским городом. Вспоминая потом эту перемену в своей жизни, Пушкин писал:

Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит на улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
(Отрывки из «Путешествия Онегина»)

Шум, пестрота жизни, море, театр радовали поэта. Его имя было широко известно в Одессе. Однажды, гуляя за городом, Пушкин приблизился к военному лагерю, откуда раздался орудийный залп. Оказывается, заметив Пушкина, офицер Говоров дал приказ приветствовать его орудийным залпом. Офицеры окружили поэта, а затем чествовали его в офицерском собрании. Но Пушкин в Одессе почти не встретил людей, подобных свободомыслящим кишиневским друзьям.