Словосочетание «Каменный гость», как в фокусе, сгущает в себе нечто угрожающее, гибельное и даже ироническое. Чем дальше развертывается содержание пьесы, тем очевиднее мрачная тень заглавия ложится на искрометную стихию жизни, любви и счастья. Дон Гуан, полный радужных надежд, появляется у кладбища Антоньева монастыря, но только что прозвучали каменные слова названия и иронический итальянский эпиграф: «О любезнейшая статуя великого командора!.. Ах, хозяин!». Герой еще только собирается лететь «по улицам знакомым, Усы плащом закрыв, а брови шляпой» (VIII, 137), но романтический блеск его натуры, его упоение и счастье - все заранее перечеркнуто. Такому «внедрению» заглавия в образную ткань пьесы способствует ее стиховая форма, которая в «Каменном госте» особенно органична и проницаема для взаимоосвещения всех элементов художественной системы.

Композиционно-смысловые отношения названия к сюжету пьесы способствуют созданию в ней образа Испании, о присутствии которого нет единого мнения. Б.В. Томашевский считал, что Пушкин избегал местного колорита, и «в «Каменном госте» нет ничего сверх  общих мест». А.А. Ахматова, напротив, воспринимала это как Испанию, Мадрид, ю г». Специфически испанское в пьесе все-таки есть, иначе можно усомниться во «всемирной отзывчивости» Пушкина. Дело даже не столько в поединках, вдовьем ритуале, южной ночи и т. п., сколько в умении поэта постичь глубину художественного миросозерцания испанца, когда ощущение близкого соседства смерти придает обычным жизненным переживаниям напряженную страстность и мрачную приподнятость. Каменный гость как будто всегда стоит за плечами. В то же время чисто испанская черта, заключающаяся в опасной близости любви и смерти, оказывается чертой поэтически всеобщей и поэтому подчеркивает острейший лиризм пьесы. По словам А.А. Ахматовой, «перед нами - драматическое воплощение личности Пушкина, художественное обнаружение того, что мучило и увлекало поэта». Обстоятельства жизни Пушкина, события русской и европейской истории в 1830 г. подверстываются друг к другу таким образом, что через ряд опосредований могут быть соотнесены с названием пьесы. Образ Каменного гостя - символическое обобщение как жизненной судьбы поэта, так и двигательной силы истории.

В очень расширительном смысле схема конфликта «Каменного гостя» лежит в основе всего мироощущения Пушкина в 1830 г. «Какой год! Какие события! Известие о польском восстании меня совершенно потрясло», - пишет поэт Е.М. Хитрово 9 декабря 1830 г., в тот же день, когда писал П.А. Плетневу о творческих результатах болдинского сидения. Письмо к Е.М. Хитрово заканчивается так: «Народ подавлен и раздражен. 1830-й год - печальный год для нас! Будем надеяться…» (XIV, 422, подлинник на франц.). В год, когда юный Лермонтов пишет о «черном годе» («Предсказание»), когда Тютчев возвещает о «роковых минутах» мира («Цицерон»), Пушкин, вероятно, глубже всего понял, что люди живут в социально разорванном обществе, что в трагической поступи истории на каждой стороне есть своя «правда», несовместимая с «правдой» другой стороны. То, что позже выявится отчетливей в «Медном всаднике», намечается уже в «Каменном госте».

В стиховой композиции «Каменного гостя» особенно значимы множественные взаимосвязи между четырьмя сценами пьесы. Пушкин искусно организовал драматическое действие во времени и пространстве, соблюдая меру и пропорцию в отношении частей. Смежные сцены (1 и 2, 3 и 4) тесно связаны между собой по времени, благодаря чему пьеса делится на две половины. Первая половина (сцены 1 и 2) длится приблизительно пять-шесть часов драматического времени. Действие пьесы начинается к вечеру, за разговорами персонажей постепенно темнеет. Это видно из реплик Дон Гуана, обрамляющих первую сцену:

    * Дождемся ночи здесь…
    * (VII, 137)
    * …Однако, уж и смерклось.
    * Пока луна над нами не взошла
    * И в светлый сумрак тьмы не обратила,;
    * Взойдем в Мадрит.
    * (VII, 143)
    * Вторая сцена по времени непосредственно продолжает первую. Вот реплики из обеих сцен: 
    * Лепорелло.
    * …Теперь, которую в Мадрите
    * Отыскивать мы будем?
    * Дон Гуан.
    * О, Лауру!
    * Я прямо к ней бегу являться.
    * (VII, 140)
    * Гость.
    * …Лаура, спой еще.
    * Лаура.



 




    * Да, на прощанье,
    * Пора, уж ночь.
    * (VII, 146)
    * Как небо тихо;
    * Недвижим теплый воздух - ночь лимоном
    * И лавром пахнет, яркая луна
    * Блестит на синеве густой и темной…
    * (Стучат.)
    * Дон Гуан.
    * Гей! Лаура!
    * (VII, 148)

Дополнительное значение в сценах приобретает образ лунной ночи. Неизвестно, представлял ли Пушкин, каков семантический ореол луны в испанской литературе, но здесь могло сыграть роль интуитивное чувство. Луна ассоциативно обозначает смерть. Вторая половина «Каменного гостя» (сцены 3 и 4) строится относительно времени по тому же плану, но слегка варьированному. Третья сцена отдалена от второй несколькими сутками внесценического времени, что выясняется из первого монолога Дон Гуана («Я скрылся здесь - и вижу каждый день Мою прелестную вдову…» (VII, 153)). Снова Антоньев монастырь, и снова вечер. Правда, прямого указания на время дня нет, но его нетрудно установить косвенно, по содержанию пьесы, а также из общих принципов поэтики Пушкина в драматическом цикле: лапидарности, равновесия, повторов. Дон Гуан знает, когда Дона Анна должна появиться на кладбище («Пора б уж ей приехать…» (VII, 153)). Между тем в первой сцене она приезжала вечером, и это заранее знал монах, ожидавший ее («Сейчас должна приехать Дона Анна на мужнину гробницу» (VII, 153)). Вряд ли вдова меняла время своего визита. Во-первых, это был ежедневный ритуал, во-вторых, в средние века время в быту отсчитывалось не по часам, а по частям суток, по удару колокола, и закат солнца был постоянной и заметной временной границей. Наконец, Дона Анна назначает герою свидание на другой день. По ее реакции на любовное признание «Дона Диего», она могла бы назначить встречу и на сегодня, если бы в этот момент было утро. Время действия четвертой сцены указывается в третьей:

Дона Анна.

    * Завтра
    * Ко мне придите…
    * Я вас приму, но вечером, позднее…
    * …Завтра
    * Я вас приму.
    * (VII, 157, 158)

Эти «завтра» и «вечером позднее» весьма значимо повторяются в третьей сцене еще не раз. Обе половины пьесы, следовательно, связаны внутри себя одинаковой направленностью времени. Дважды повторяется движение от вечера к ночи. Однако обе эти части не обособлены друг от друга. Напротив, они сцеплены между собой перекличкой нечетных и четных сцен (1 и 3, 2 и 4). Пьеса по структуре напоминает строфу стансов, состоящую из двух отчетливых полустроф. Сцены, подобно стихам, перекрестно «рифмуются», углубляя принципы стиховой композиции в драматическом жанре. Действие первой и третьей сцен происходит с незначительным изменением в одном и том же месте - на кладбище Антоньева монастыря. Вторая и четвертая сцены идут в домах («Комната. Ужин у Лауры», «Комната Доны Анны» - построение по принципу сходства-разницы). Чередование сцен дважды повторяет движение от разомкнутого к замкнутому пространству, причем в соединении с временем образуются сочетания: вечер - открытость, ночь - замкнутость.

Сцены «рифмуются» не только пространственно, но и ситуативно. В первой сцене Дон Гуан пробирается в Мадрид, стараясь остаться неузнанным; он вспоминает об умершей Инезе. В третьей - он переодевается отшельником, скрывая свое имя; вспоминает об убитом им Командоре. Инеза и Командор получают краткие и точные портретно-психологические характеристики. В количестве и группировке персонажей наблюдаются композиционные повторы. В первой сцене сначала присутствуют Дон Гуан и Лепорелло, затем к ним присоединяется монах и проходит Дона Анна. Ее проход (жест) значимей, чем короткая реплика (ср. последующее обсуждение ее внешности, «узенькую пятку» и пр.). В третьей сцене центральное место занимает объяснение героев, после ухода Дона Анны появляется Лепорелло, а затем обнаруживает себя мимикой и кивком (жест) четвертый персонаж - мраморный Командор. Вариативные различия сцен лишь подчеркивают их сходную структуру.