В критической литературе прошлых лет можно встретить утверждение, что жена А. С. Пушкина была бездушной и легкомысленной красавицей, все интересы которой сводились к нарядам и балам; ей якобы дела не было до творчества гениального мужа, да будто бы к нему самому она относилась вполне равнодушно. Так ли на самом деле? Обратимся к наиболее надежному источнику сведений - к письмам Пушкина. Можно ли винить Наталью Николаевну в том образе жизни, который она вела, точнее который они вели,- петербургский, столичный, светский? «Я ни за что на свете не допущу, чтобы ” жена моя терпела лишения, чтобы она не являлась там, где ей предназначено блистать, веселиться. Она вправе требовать этого. Чтобы сделать ей угодное, я готов пожертвовать всеми моими вкусами, страстями, всею моею жизнью, вполне свободною и прихотливою».

В середине мая 1831 года молодожены поселились на даче в Царском Селе, где Пушкин рассчитывал жить потихоньку, «без тещи, без экипажа; следственно - без больших расходов и сплетен». Однако вскоре в Царское Село прибыл двор. Мать Пушкина писала о последствиях этого события: «Император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем того не желая, появиться при дворе».

В начале 1834 года Пушкин записал в дневнике: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове». Как же трудно было молодой очаровательной женщине «блистать», сохраняя «холодность, благопристойность, важность»! И замечания Пушкина в письмах к жене по поводу кокетства вызваны не столько ревностью, сколько опасением, чтобы не были нарушены правила приличия: «Да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай. Я не ревнив, да я знаю, что ты во всякое тяжкое не пустишься…» А в письме к брату Дмитрию Гончарову видна вовсе не легкомысленная красавица, озабоченная лишь развлечениями, а заботливая, сердечная, участливая и обеспокоенная положением мужа верная жена - настоящий преданный друг:

«Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам и, следовательно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию; для того чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна. Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение…»

 




Это было написано в июле 1836 года на шестом году их брака, когда у них было четверо детей, а жить Пушкину оставалось полгода.

Наталью Николаевну упрекали в нелюбви к Пушкину. К сожалению, она не оставила ни дневников, ни воспоминаний. Молчаливая от природы, она была сдержанна и в проявлении чувств. Им довольно часто приходилось жить в разлуке из-за поездок Пушкина в Михайловское, Болдино, в Казанскую и Оренбургскую губернии для сбора материалов «Истории Пугачевского бунта»… Завязывалась интенсивная переписка. Но если письма Пушкина сохранились довольно в большом количестве, то судьба писем Натальи Николаевны, таинственно исчезнувших, до сих пор неизвестна. Судя по всему, письмам ее присуща редкостная содержательность. Об этом, в частности, можно судить и по реакции самого Пушкина. Обычный тон его писем к жене - задушев–ный, трогательно-заботливый, нежный. Несомненно, что она была ему самым близким человеком, другом, которому он мог поверять все свои заботы, сомнения, опасения. Вряд ли могла нелюбящая женщина писать письма, вызывающие такую реакцию; «Ты сердишься на меня… то за краткость моих писем, то за холодный слог, то за то, что я к тебе не еду… письмо твое меня огорчило, а между тем, и порадовало; если ты поплакала, не получив от меня письма, стало быть, ты меня еще любишь, женка». Иногда маленькая деталь в пушкинском письме позволяет почувствовать нежность их отношений. «Когда мне скучно, меня так и тянет к тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно».

Насколько неосновательны нарекания по поводу совершенно равнодушного отношения Натальи Николаевны к творчеству Пушкина, можно судить по таким строкам:

«Ты спрашиваешь меня о «Петре»? Идет помаленьку, скопляю материалы - привожу в порядок-вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок». Или: «Я привезу тебе слишком много, но не разглашай этого, а то аль-манашники заедят меня». Ей сообщает он о замысле романа «Дубровский», рассказывает о сборе материалов к «Истории Пугачева»…

Когда возникла несправедливая оценка Натальи Николаевны? Исследователи предполагают, что еще при жизни поэта, который писал в одном из писем: «Бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света…»