По прибытии в Екатеринослав, ныне Днепропетровск, Пушкин, искупавшись в Днепре, сильно простудился и слег и какой-то хате с приступом малярии. Здесь его нашел проезжавший на Кавказ с семьей, младшим сыном Николаем, который был дружен с Пушкиным в Петербурге, и дочерьми генерал Н. И. Раевский — один из героев 11П2 г. Как и было уеловлено еще в столице, Раевские пригласили Пушкина отправиться с ними в путешествие. Получив согласие Инзова, поэт в начале июня выехал с Раевскими на Кавказ, а оттуда в Крым. Трехмесячное путешествие оставило у Пушкина неизгладимые впечатления. Поэт впервые знакомился с бескрайними просторами России, с бытом населения ее южных окраин. Они проехали через земли донского казачества, побывали в Новочеркасске в гостях у казачьего атамана, в должности которого совсем еще недавно состоял другой герой 1812 г,, генерал М. И. Платов. Заехали в Таганрог (в том же доме, где останавливались Раевские О Пушкиным, через пять лет неожиданно умрет гонитель Поэта Александр). Пушкин жадно впитывал в себя все, что видел и слышал. На Дону он узнал о местных кресть-пнеких волнениях, жестоко подавленных властями. Здесь Истает перед ним образ Степана Разина и возникает Вамысел поэмы о славном атамане казачьей вольницы, размышляет он и о судьбах горских племен Кавказа.

Лирическое Настроение Пушкина питалось и неожиданно вспыхнувшей влюбленностью в шестнадцатилетнюю Марию Раевскую, будущую жену декабриста Волконского. Еще на берегу Азовского моря поэт восхищенно наблюдал ее шаловливую игру с прибрежными волнами:

Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам...

Пушкина увлекает и легендарное прошлое Кавказского: и Крымского Черноморья, окутанное мифами и преданиями, связанными и с древней Русью, и с Византией, и с древним Римом. Позднее Пушкин рассказывал Дельвигу: «В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского кггагош 3. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум Моря и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество». Петербург-гипс волнения забывались. «Страсти мои утихают, тишина царит в душе моей, ненависть, раскаяние, все исчезает, — любовь, одушевление», — писал Пушкин, снова возвращали, к поэзии.

Кавказ и Крым взволновали поэтическую фантазию Пушкина. По дороге с Кавказа в Крым поэт написал «Погасло дневное светило», открывающую романтический период в его творчестве. В эту пору Пушкин знакомится с поэзией Байрона, от которого он, по его признанию, с ума сходил. Увлечение Байроном способствовало развитию романтизма в творчестве поэта. В своей первой романтической элегии Пушкин пишет о том, что ему наскучил света шум, им овладело чувство разочарования, неудовлетворенности жизнью, он ощущает в себе душевный перелом; новые, романтические искания волнуют его.

Б. В. Томашевский отмечает, что именно в этой элегии МЫ встречаем те темы, которые в значительной степени характеризуют лирику южного периода, а также и замысел Первой южной поэмы — «Кавказский пленник». Пушкин изображает свое «бегство» от недавнего минувшего:

Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,


 




Минутной младости минутные друзья...


Мятежным, вольнолюбивым настроениям соответствует романтический пейзаж, мрачная красота безбрежного океана, который воспринимается Пушкиным как свободная, могучая стихия. В отличие от рационалистической элегии XV в. с ее размышлениями в романтической элегий Пушкина преобладают чувства, эмоциональные переживания, настроения, передающие внутренний затаенный мир поэта.

В Крыму, в Бахчисарае, поэт посетил ханский дворец, увидел Фонтан слез, напоминавший легенду о любви крымского хана Гнрея к пленпице, польской княяше Потоцкой. «Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой ягедезной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадой на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. (Раевский) почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и па ханское кладбище...» Поэт заметил па мраморном фонтане надпись о былом:

...Едкими годами
Еще но сгладилась она.
За чуждыми ее чертами
Журчит во мраморе вода
И каплет хладными слезами,
Не умолкая никогда...

Через несколько дней уже утомленный впечатлениями Пушкин покинул Бахчисарай, направляясь в Кишинев. А через четыре года, рассказывая А. Дельвигу о своей поездке в Крым, элегически писал: «Растолкуй мне теперь: почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую? От чего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? Или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?»
Если правительство, отправляя Пушкина из Петербурга, стремилось оторвать его от вольнолюбивых петербургских кругов и настроений, то оно достигло противоположной цели.

Возвратившись из путешествия с Раевскими, Пушкин попадает в Кишинев в обстановку, знакомую поэту по Петербургу. В Кишиневе он встречается с арзамасцем генералом М. Ф. Орловым, знакомится с К. А. Охотниковым, членами Союза благоденствия. В ноябре 1820 г. Пушкин был приглашен родственниками Раевских, Давыдовыми погостить в их имение Каменку Киевской губернии. Здесь он встречает декабриста И. Д. Якугакина и других членов тайного общества, съехавшихся к В. Л. Давыдову, одному его участников. В беседах обсуждались волнения в Семеновском полку, революционные события в Испании, Италии. «Время мое протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и веселая умов оригинальных, людей известных в нашей России...» —писал Пушкин из Каменки Н. И. Гнедичу 4 декабря 1820 г. Чувствуя, что он присутствует на собрании членов тайного политического общества, о существовании которого подозревал еще в Петербурге, поэт был очень взволнован. У него возникали конфликты и ссоры с чванливыми молдавскими аристократами.

Поэт интересовался местными преданиями, песнями, посещал народные праздники, гулянья, появляясь иногда в широчайших шароварах, с феской на голове. Большую популярность у кишиневского общества принесло поэту его «Черная шаль», написанная на сюжет слышанной им молдавской песни.