«Мы часто недооцениваем Пушкина как философа, — за метил Даниил Гранин и наверное, был прав. Причины такой недооценки или недопонимания философского мира Пушки— накроются, вероятно, в том, что Пушкин не принадлежит к поэтам с ярко выраженной философской направленностью, как, например, Е. Баратынский или Ф. Тютчев. Стихотворений, главным содержанием которых является чистая философская мысль, в наследии Пушкина не так уж много, однако вся его лирика пронизана тем поиском истины, смысла жизни, который и является выражением пушкинской философии. В стихотворении «деревня» поэт признается: Я злясь, от суетных окон освобожденный, учуся в истине блаженство я входить

Поиск истины, в том числе и отвлеченной, философской истины, начался еще в Лицее, в дружеских спорах об античных философах, о Руссо и Вольтере, о классической немецкой философии. Не случайно Владимир Ленский, прототипом которого был Вильгельм Кюхельбекер, из Германии туманной привез учености плоды». Однако интерес к великим мыслителям уступал в жизни и творчестве Пушкина могучему интересу к живой жизни, к собственным попыткам понять природу чело века, разгадать тайну судьбы, жизни, смерти и бессмертия, религии и науки, интуиции и опыта. В сущности, вся поэзия Пушкина — это вопросы поэта прежде всего самому себе, это вечная попытка самоосуществления, в отличие от толстовской мысли о самосовершенствовании.
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..

В этом удивительном стихотворении поставлены, в сущности, все те вечные вопросы, на которые человечество ищет ответа с тех пор, как появился первый мыслящий человек. душа, жизнь, смерть, судьба, сомненья — все это волнует ум Пушки на. Показательно, однако, что все эти мучительные вопросы Пушкин задает сам себе и пропускает через собственное, личное восприятие: «Жизнь, зачем ты мне дана?», «Душу мне наполнил страстью». У великого современника Пушкина Е. Баратынского те же размышления принимают форму некой все общей мысли: «Пусть радости живущим жизнь дарит, а смерть сама их умереть научит».

Это, конечно, не означает, что Пушкин совсем не предрасположен к постижению вечных истин в общечеловеческом кон тексте. Конечно, мы найдем и у него немало кратких и точных общих формул о жизни, судьбе, человеке. Еще будучи лицеистом, он написал:
Всё чередой идет определенной,
Всему пора, всему свой миг;
Смешон и ветреный старик,
Смешон и юноша степенный.

Пройдут годы, И Пушкин вернется к тем же раздумьям: «Вращается весь мир вкруг человека сжуль. Один недвижим будет он?» Стремительность течения человеческой жизни звучит даже в самом ритме стихотворения «Телега жизни», движение которой поначалу неудержимо («Мы рады голову сломать»), потом «нет уж той отваги», а к концу пути
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега,
А время гонит лошадей.

«Телега жизни» как философская тема в искусстве возникла еще в античной поэзии, к этому образу обращались многие великие художники, в том числе и Гёте, но Пушкин не просто продолжает классическую традицию, но доводит ее до предельной краткости, а потому поразительной емкости. Философская категория времени для Пушкина не холодная отвлеченность, но всеобъемлющее понятие, в состав которого входят и воспоминания, и надежды, и сомнения, и страдания как неотъемлемая часть души:
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье,
Но, как вино, печаль минувших дней




 





В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать.
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

Поэт благословляет страдание как часть собственной жизни в судьбы, как оборотную сторону радостей и наслаждений. Пушкин не призывает смерть, но ясно понимает ее неизбежность. Поэтому рядом со строкой: «Я жить хочу чтоб мыслить и страдать естественно живут в другие строки: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть»; «Здравствуй, племя младое, незнакомое! Не я увижу твой могучий поздний возраст». Скоротечность жизни, неизбежность конца принимается Пушкиным как естественный, природный ход вещей, а потому печалит, но не страшит, потому лирично, но не трагично. Своеобразным продолжением этого пушкинского восприятия жизни и смерти становится его философия. В отличие от многих великих русских лириков (Е. Баратынский. М. Лермонтов, А. Фет, Ф. Тютчев), которые несовершенству человека противопоставляли совершенство Природы, Пушкин включает человека в Природу, делает его отражением природного мира. Тревожное состояние мира («Мчатся тучи, вьются тучи») абсолютно созвучно с внутренним состоянием лирического героя; ликование природы («Мороз и солнце, день чудесный!») перекликается с восторженным, ликующим ощущением лирического героя Пушкина; жажда свободы, страстное желание свободы вызывают в художественном сознании Пушкина образы природы, наиболее созвучные этой мысли: свободная стихия моря, гор, диких степей.

Традиционно принято считать одним из самых ярких проявлений философского поэтического сознания религиозные мотивы творчества. Пушкин, конечно, не был религиозным мыслителем, как Н. Гоголь, Л. Толстой и особенно Ф. Достоевский. Но идея Бога волновала его ум, побуждала обращаться к библейским мотивам, используя, как в «Пророке», библейский сюжет, или вызывая к жизни светлый образ Богоматери, как в стихотворении «Жил на свете рыцарь бедный». Это печальная повесть о чистоте и трагической участи души, испепеленной «сладостной мечтой». Бедный рыцарь изображен вовсе не религиозным фанатиком, и кажется порой, что сюжет стихотворения, стилизованного под средневековую легенду, имеет мало общего с собственно религиозными мотивами — разве что «пре красной дамой», избранницей рыцаря стала сама Богоматерь. Как это часто бывает в лирике Пушкина, центром стихотворения становится скорее не религиозная мысль, а религиозное чувство, та очистительная сила религии, которая не может быть выражена словами, даже если эти слова так прекрасны, как у Пушкина: «виденье, непостижное уму», «полон чистою любо вью, верен сладостной мечте» и т. д. В том же ряду стоят и та кие замечательные стихи, как «Отцы пустынники и жены не порочны», «Брожу ли я вдоль улиц шумных». Христианское сознание присутствует в лирике Пушкина как глубоко личное чувство и входит не столько в рациональный, сколько в эмоциональный внутренний мир поэта.

Добру, олицетворенному в библейских образах Богоматери, шестикрылого Серафима, Пророка, противостоит зло, олицетворением которого является демон Именно с Пушкина начинается философская традиция русской поэзии, связанная с об разом Демона. «Злобный гений», язвительные речи которого «вливали в душу хладный яд является Пушкину в минуты тяжелой тоски:
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал,
Он звал прекрасное мечтою,
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе,
На жизнь насмешливо глядел
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

Тема Демона станет одной из самых сильных тем русской поэзии. Н. Огарев, Н. Некрасов и, конечно, М. Лермонтов сумеют уловить в пушкинской тревоге отклик каким-то своим собственным раздумьям и сомненьям. Демон не просто олицетворение злой силы, грозящей небу и земле, но и страшный носитель идеи свободы, и этим он особенно опасен. С одной стороны, свободная стихия природного мира, «свободная стихия поэзии а с другой стороны, разрушающая природу и человека свобода зла, дьявольская сила разрушения. Примирить эти начала невозможно, и Пушкин был первым в ряду великих поэтов, кто ясно понял эту двойственную природу свободы.

В конечном итоге, все лирические раздумья Пушкина о времени, судьбе, добре и эле, жизни и смерти, человеке и человечестве сводятся к извечной формуле смысла жизни. Поэт не пытается подменить это понятие какой-либо метафорой, а называет привычным словом. Драматизм собственной судьбы с годами все более сопрягается с потребностью найти ускользающий от поэта смысл жизни. С особой силой это проявилось в стихах, сочиненных во время бессонницы
.Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня,
Что тревожишь ты меня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу.

Вся поэзия Пушкина поиск этого смысла жизни, поиск истины, но одновременно ясное понимание невозможности найти окончательный ответ. Потому-то так сильна в его философской лирике вопросительная интонация. К кому обращены вопросы поэта? Может быть, к адресату стихотворения, а может быть к будущим читателям, но скорее всего — к самому себе:

Громада тронулась и рассекает волны. Плывет. Куда ж нам плыть?