Сказка «Самоотверженный заяц» написана в 1883 году и органично входит в самый известный сборник М.Е. Салтыкова-Щедрина «Сказки». Сборник снабжен пояснением автора: «Сказки для детей изрядного возраста». «Самоотверженный заяц», а также сказки «Бедный волк» и «Здравомысленный заяц» в рамках всего сборника составляют своеобразную трилогию, которая относится к группе сказок, являющихся острой политической сатирой на либеральную интеллигенцию и чиновничество.

Сказка привлекает своим названием. Заяц в русском фольклоре символизирует трусость. Совместив в названии сказки самоотверженность и трусость, М.Е. Салтыков-Щедрин иронизирует над сказочным персонажем. Оказывается, самоотверженность зайца заключается в том, что он не хочет обманывать волка, приговорившего его к смертной казни, и, наскоро женившись, преодолевая страшные препятствия (разлив реки, войну короля Андрона с королем Никитой, эпидемию холеры), из последних сил примчался в логово волка к точно назначенному сроку. Заяц, отождествляя собой либерально настроенное чиновничество, и в мыслях не держит, что у волка нет права выносить приговор: «...приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания». Писатель гневно разоблачает рабскую покорность просвещенных людей перед власть имущими, даже эзопов язык не мешает читателю понять, что заяц с его надуманной самоотверженностью выглядит ничтожеством. Вся новоявленная родня зайца, которому волк дал двое суток для женитьбы, одобряет решение зайца: «Правду ты, косой, молвил: не давши слова, крепись, а давши — держись! Никогда во всем нашем заячьем роду того не бывало, чтобы зайцы обманывали!» Писатель-сатирик подводит читателя к выводу, что словесной шелухой можно оправдать бездеятельность. Вся энергия зайца направлена не на противостояние злу, а на выполнение приказа волка.

«—Я, ваше благородие, прибегу... я мигом оборочу... вот как бог свят прибегу! — заспешил осужденный и, чтобы волк не сомневался... таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк на него залюбовался и подумал: «Вот кабы у меня солдаты такими были!» Звери и птицы подивились на зайцеву прыть: «Вот в «Московских ведомостях» пишут, будто у зайцев не душа, а пар, а вон он как улепетывает!» С одной стороны, заяц, безусловно, трус, но, с другой стороны, ведь в заложниках у волка остался невестин брат. Однако и это не является, по мнению писателя, поводом к безропотному выполнению ультиматума волка. Ведь серый разбойник был сыт, ленив, зайцев держал не в заточении. Одного волчьего окрика было достаточно, чтобы заяц добровольно согласился принять свою злую судьбу.

Форма сказки понадобилась писателю, чтобы ее смысл был доступен и понятен каждому. В сказке «Самоотверженный заяц» нет сказочного зачина, но есть сказочные присказки («ни в сказке сказать, ни пером описать», «скоро сказка сказывается...») и выражение («Бежит, земля дрожит», «тридевятое царство»). Сказочные персонажи, как и в народных сказках, наделены свойствами людей: заяц посватался, перед свадьбой в баню сходил и т.д. Язык сказки Салтыкова-Щедрина насыщен просторечными словами и выражениями («играючи подбегут», «сердце закатится», «высмотрел дочку», «с другим слюбилась», «волк слопал», «невеста помирает»), пословицами и поговорками («поймал в три прыжка», «схватил за шиворот», «чай-сахар пить», «всем сердцем полюбила», «трет от страху», «пальца в рот не клади», «пустился как из лука стрела», «горькими слезами разливается»). Все это сближает сказку «Самоотверженный заяц» с народными сказками. Кроме того, использование магического сказочного числа «три» (три препятствия на обратном пути к волчьему логову, три врага — волки, лисицы, совы, три часа должны были остаться у зайца в запасе, трижды подгонял себя заяц словами: «Не до горя теперь, не до слез... лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!», «неужто я друга не выручу», «Погубил я друга своего, погубил!»), а также самого распространенного сказочного приема гиперболы («Гора на пути встретится — он ее «на Уру» возьмет; река — он и броду не ищет, прямо в плавь так и чешет; болото — он с пятой кочки на десятую перепрыгивает», «ни горы, ни долы, ни леса, ни болота — все ему нипочем», «крикнул, как сто тысяч зайцев вместе») усиливают сходство с народной сказкой.



 







Между тем есть и черты отличия. Во-первых, в сказке СалтыковаЩедрина нет положительного героя, а добро не победило зло, потому что писатель отражал современную ему действительность. Во-вторых, в сказке «Самоотверженный заяц» имеются конкретно-бытовые детали и приметы реального исторического времени, чего не бывает в народных сказках (приснилось зайцу, что он при волке стал «чиновником особых поручений», волк, «покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости ходит», «жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил», «подговор часовых к побегу», зайцы называли волка «ваше благородие»). В-третьих, писатель использует слова и выражения книжной лексики, причем чем ничтожней повод, тем более высокая лексика употребляется («светящееся волчье око», «осужденный на минуту словно преобразился», «зайца за благородство хвалит», «ноги у него камнями иссечены», «у рта кровавая пена сочится», «заалел восток», «огнем брызнуло», «сердце измученного зверюги»). Своеобразие сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина заключено как раз в чертах отличия от народной сказки. Народная сказка укрепляла веру простых людей в то, что зло когда-нибудь будет побеждено, тем самым, по мнению писателя, приучила людей к пассивному ожиданию чуда. Народная сказка учила самым простым вещам, ее задача была поразвлечь, позабавить. Писатель-сатирик, сохраняя многие особенности народной сказки, хотел зажечь сердца людей гневом, пробудить их самосознание. Открытые призывы к революции, конечно же, цензура никогда не позволила бы опубликовать. Используя прием иронии, прибегнув к эзопову языку, писатель в сказке «Самоотверженный заяц» показал, что власть волков держится на рабской привычке зайцев к покорности. Особо горькая ирония звучит в концовке сказки:
«— Здесь я! Здесь! — крикнул косой, как сто тысяч зайцев вместе.
И кубарем скатился с горы в болото.
И волк его похвалил.
— Вижу, — сказал он, — что зайцам верить можно. И вот вам моя резолюция: сидите, до поры до времени, оба под этим кустом, а впоследствии я вас... ха-ха... помилую!»

Открытый финал этой сказки не случаен. Читатель, который начнет наивно предполагать, помилует волк обоих благородных зайцев или нет, найдет ответ в сказке «Бедный волк». Вот ее начало: «Другой зверь, наверное, тронулся бы самоотверженностью зайца, не ограничился бы обещанием, а сейчас бы помиловал. Но из всех хищников, водящихся в умеренном и северном климатах, волк менее всего способен на великодушие. Однако же не по своей воле он так жесток, а потому, что комплекция у него каверзная: ничего он, кроме мясного, есть не может. А чтобы достать мясную пищу, он не может иначе поступать, как живое существо жизни лишить». Композиционное единство первых двух сказок этой своеобразной трилогии помогает понять политически активную позицию писателя-сатирика. Салтыков-Щедрин считает, что социальная несправедливость заложена в самой природе человека. Необходимо менять мышление не одного человека, а всей нации.