Эзопов язык как прием художественного выражения мысли пользовался популярностью во все времена. Его родоначальником, как несложно догадаться по названию, был странствующий древнегреческий баснописец Эзоп. Он впервые в истории мировой литературы применил иносказание и недомолвки для сокрытия прямого смысла своих басен. В частности, Эзоп изображал людей в облике животных. Его произведения обличали человеческие пороки, но поскольку автор использовал язык иносказания, то у развенчанных им не было прямого повода для негодования и недовольства по отношению к бесправному рабу, каким был Эзоп. Таким образом, эзопов язык служил защитой от нападок многочисленных недоброжелателей.

В России эзопов язык широко использовался сатириками. Объяснение этому можно найти'в знаменитом словаре Владимира Даля. Он писал: «Цензурные строгости вызвали небывалый расцвет эзоповского языка. Русские писатели, вследствие притеснений цензуры, вынуждены были писать эзоповским языком» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х томах. М., 1994. Т. 4, с. 1527). Наиболее видные из них — И. А. Крылов, прославившийся своими баснями, и, конечно же, любимый многими М. Е. Салтыков-Щедрин с его злой и беспощадной сатирой, призванной «отправлять в царство теней все отживающее».

Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина в истории русской литературы ознаменовали начало нового и чрезвычайно важного этапа, определившего всю дальнейшую судьбу сатирического направления в данном жанре. Писатель выявил и использовал главные художественные, языковые, интонационные, изобразительные приемы, составляющие суть обличительной сказки. В сатирах, написанных разными авторами в последующие десятилетий?'вплоть до «Русских сказок» М. Горького, ощущается его влияние.

Первые три сказки М. Е. Салтыков-Щедрин напечатал еще в 1869 году, среди них была и одна из известнейших — «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». К данному жанру писатель обратился, будучи опытным, определившимся литератором: уже были написаны «Губернские очерки». Определенная закономерность появления сказок в творчестве писателя четко прослеживается по тому, как складывались и вызревали у автора такие присущие сказочному жанру художественные приемы, как фантастика, преувеличение, аллегория, эзопов язык и так далее. При этом сказки были для М. Е. Салтыкова-Щедрина опытом качественно нового художественного языка, опытом, блестяще примененным позднее при написании «Истории одного города» в 1869—1870 годах. Таким образом, эти произведения созданы с использованием одних и тех же художественных приемов, таких, например, как гипербола, гротеск и эзопов язык. К последнему можно отнести «говорящие» имена и образы животных, взятых автором из русского фольклора, но наполненных иным смыслом. Сказочная форма у Салтыкова-Щедрина условна и позволяет писателю высказывать далеко не сказочную, горькую правду и открывать глаза читателю на сложные вопросы общественно-политической жизни страны. Например, в сказке «Премудрый пискарь» Салтыков-Щедрин рисует образ до смерти перепуганного обывателя, который «не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хлеба-соли не водит, а все только распостылую свою жизнь бережет».

 





Нравственные проблемы, затронутые в этой сказке, волнуют нас и по сей день. В произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина читатель неминуемо встретится с сопоставлением социальных групп современной писателю России и различных животных, птиц и даже рыб: крестьянство, ищущее правду и помощь у сильных мира сего, изображено как ворон-челобитчик («Ворон-челобитчик»); правительственные верхи самодержавия показаны автором в образе орла-мецената («Орел-меценат»); а воевода-медведь похож на жестоких вояк, отбирающих последнее у подвластного им народа ради громких дел («Медведь на воеводстве»),

В «Истории одного города» каждое имя пародирует конкретные пороки и негативные стороны русской действительности. Например, Брудастый, или «Органчик», — олицетворение правительственной тупости и ограниченности; Фердыщенко — наглости и лицемерия правящих кругов, а упрямый идиот Угрюм-Бурчеев, предпринявший безумную попытку борьбы со стихией, с природой (вспомните его желание повернуть реку вспять), которая олицетворяет саму бесконечную и непрерывную историю человека, воплощает изрядно подгнившее к середине девятнадцатого века самодержавие, предпринимающее жалкие попытки к выживанию.

На мой взгляд, М. Е. Салтыков-Щедрин использует эзопов язык в тех же целях, что и сам Эзоп, то есть чтобы, во-первых, обезопасить себя, а во-вторых, чтобы оградить свои произведенья от изъятия вездесущей цензурой, которая, несмотря на удивительное мастерство сатирика в применении иносказательной речи, постоянно преследовала его: «...и вырезывали, и урезывали... и целиком запрещали».

Итак, эзопов язык как художественный прием — ценнейшее изобретение в области литературы, позволяющее литераторам, во-первых, не менять своих принципов, а во-вторых, не давать явного повода для гнева сильным мира сего.