«Слово о полку Игореве», гениальный и уникальный памятник древнерусской поэзии XII в., является драгоценным национальным достоянием культуры восточных славян - русских, украинцев, белорусов. В этом отношении «Слово» соотносится, например, с русскими былинами и украинскими думами, с героическим эпосом армян - «Давид Сасунский», грузин - «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, тюркских народов - «Манас», французов - «Песнь о Роланде», немцев и австрийцев - «Песнь о Нибелунгах», испанцев - «Песнь о моем Сиде» и т. п. Наряду с этими произведениями «Слово» давно уже имеет признанное международное значение.  Суть поэмы, - писал он, - призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ», «вся песнь носит героически-христианский характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно. «Слово» является не только памятником глубокой старины, но и действенным фактором нашей современной культуры. В этой связи весьма показателен процесс постепенного и непрекращающегося освоения «Слова» выдающимися деятелями литературы и искусства. Образы «Слова» нашли свое отражение в творчестве многих русских писателей и поэтов.


 



Вокруг изучения «Слова о полку Игореве» сложилась целая наука, состоящая из комплекса разных дисциплин с их различными методами. Кратко упомянем о том, что «Слово» неоднократно изучалось и, несомненно, будет изучаться в свете исследований той исторической эпохи, в которой оно возникло (Киевская Русь, конец XII в.), а также эпохи предшествующей (XI в.) и даже более отдаленных эпох с их преданиями, отразившимися в произведении. Это были также вопросы, относящиеся к самому  «Слову», его происхождению и автору, идеям и жанру, стилю и языку, к его тексту и истории его издания. Рассматривались объекты материальной культуры, описанные в «Слове» (вооружение < воинов и др.), а также фауны и флоры. Решались многие вопросы, относящиеся к связям (контактным или типологическим) «Слова» с памятниками древнерусской литературы, как и других славянских (а также не славянских) литератур, с произведениями русского, украинского, белорусского фольклора и фольклора других славянских народов. Грамматические, лексические, фразеологические и иные признаки языка «Слова» изучались в соотношениях со старославянским языком, с историей русского языка, других восточнославянских языков и диалектов.

Я не собираюсь останавливаться здесь на так называемом «скептическом» направлении в изучении «Слова», отрицающем подлинность памятника и безуспешно стремящемся приурочить его возникновение ко второй половине XVIII в.3 Что же касается позитивно мыслящих ученых, датирующих «Слово» концом XII в., то среди них существовали издавна и существуют вполне правомерные научные дискуссии. Эти дискуссии относятся не только к различному толкованию многих фрагментов «Слова» («темных мест», символов и т. п.), но и к попыткам определения его происхождения (как произведения первоначально устного или сразу написанного), к основам его жанра и стиля, изучению миросозерцания и взглядов его автора, к предположениям о возможном авторе и т. п. Многочисленные труды в этой области исследователей - русистов и славистов - достаточно известны, они неоднократно описывались в специальных обзорах, библиографиях, университетских курсах. Представляя значительный раздел русистики и славистики, наука о «Слове» имеет большую ценность, и специально-познавательную, и общекультурную.

Оценивая т традицию изучения «Слова», необходимо подчеркнуть тот факт, что все исследователи-тюркологи относились к тексту памятника весьма бережно, понимая, что перед ними крупнейшее произведение древнерусской поэзии, основанное на восточнославянской культуре своего времени. Таким образом тюркологическая традиция изучения «Слова» как памятника древнерусского была и остается вспомогательной по отношению к традиции славистической.