Решение проблемы политического переворота в «Заговоре Фиеско» сходно с постановкой этого вопроса в «Разбойниках». Как здесь, так и там проблема революционного переворота переносится автором из сферы социально-политической в область этики и морали. Народные массы почти не принимают участия в перевороте: он организуется и совершается выдающейся личностью, от устойчивости или неустойчивости моральных качеств которой зависит исход заговора.

Нельзя не отметить того в высшей степени важного обстоятельства, что Веррина в суетности трагически одинок. Бескорыстное служение республиканским принципам отличает его от большинства других участников заговора, которыми движут те или иные личные мотивы, как это имеет место, например, у Кальканьо и Сакко. В этом отразилось сознание Шиллером одиночества представителей «бури и натиска», которые не были поддержаны в своей борьбе против феодализма широкими слоями бюргерства, занятого своими узкими своекорыстными интересами.

Народ в драме далек от заговорщиков. В этом также нельзя не видеть отражения слабости народных масс Германии конца XVIII века. Но не менее знаменательно и то, что Шиллер вскрывает различие между интересами и целями заговорщиков, большинство которых, в особенности сам Фиеско, смотрят на массу граждан лишь как на оружие, которым они хотят воспользоваться в своих интересах. И поэтому есть глубокая закономерность в том, что народ отшатывается от них.

Характеры положительного (Веррины) и отрицательного (Джанеттино) героев в «Заговоре Фиеско» ясны и четки. Гораздо сложнее характер Фиеско. Как уже было отмечено, Шиллер отошел в оценке личности Фиеско от исторических данных, а также от той высокой оценки, которую дал Фиеско Руссо. Он представил его человеком колеблющимся. В ходе событий республиканские убеждения Фиеско все больше уступают место неукротимому властолюбию, доводящему его в конце концов до того, что он решает использовать восстание против деспотии дома Дориа лишь в своих эгоистических целях и захватить единоличную власть над республикой.

В начале трагедии мы видим графа Фиеско погруженным в развлечения и кутежи. Чтобы усыпить подозрения обоих Дориа, он ухаживает за старшей сестрой Джанеттино. Но, в то время как весь город удивляется распутен у и беспечности такого одаренного и уважаемого человека, Фиеско через мавра Гас-сана тайком собирает сведения о настроении населения, заручается поддержкой иностранных держав и создает грозную военную силу из своих вассалов и кондотьера, нанятых якобы для крестового похода против турок. Недовольство и возмущение всех слоев народа против тирании Дориа он намерен использовать для достижения своих политических целей. Но каковы эти цели? Пока он сам еще колеблется. Правда, он всегда был республиканцем по своим убеждениям, и об этом знает вся Генуя. Да и сейчас он еще задумывается, кем ему стать после победы над Дориа: первым ли республиканцем среди равных граждан генуэзской республики или же надеть герцогскую корону?

Все сословия и группы генуэзского общества - патриции, дворяне, горожане, ремесленники и бедняки - обращают свои взоры к Фиеско и посылают к нему делегации с просьбой возглавить борьбу за свержение ненавистной тирании дома Дориа. Отношение Фиеско к различным социальным слоям Генуи раскрыто Шиллером в сцене, когда к графу приходит делегация от дворянства с просьбой защитить его права, нагло попранные Джанеттино в день выборов прокуратора. Граф спрашивает дворян, что же они решили сделать после такого неслыханного оскорбления? Цибо отвечает, что дело не в мнении отдельных лиц, ибо, как он говорит, «надо спросить: что решит Генуя?» Тогда Фиеско разражается следующей тирадой: «Генуя? Генуя? Будет вам! Она прогнила насквозь и рассыпается в прах, где ни притронься! Вы рассчитываете на патрициев! Не потому ли, что они строят кислые мины и пожимают плечами, когда речь заходит о делах государственных? Будет вам! Их геройство запаковано в тюки левантийских товаров, а душонки боязливо трепещут за благополучие кораблей, плывущих в Ост-Индию». Делегация дворян после этого указывает Фиеско на то, что «народ разъярен. А на что только не способен раненый вепрь?» Но граф не питает доверия и к силам народа и называет его «слепым, неуклюжим колоссом».



 





Обращаясь с речью к дворянству и желая подготовить его к будущим событиям, он сравнивает Геную с Римом перед тем, как в нем воцарился Октавиан. «Генуя больше не может быть свободной. Генуе нужен монарх…»

В подобном же духе беседует Фиеско и с делегацией ремесленников. Возмущенные ремесленники требуют, чтобы Фиеско, как патриот и республиканец, спас Геную от тирании Дориа. Шиллер подчеркивает, что в отличие от дворянства и патрициев, борющихся за свои меркантильные и сословные интересы против господства Дориа, в среде народа были истинные и бескорыстные патриоты Генуи. Ремесленники в первую очередь озабочены возрождением и оздоровлением государства: «Долой Дориа! Долой и дядю и племянника!.. Тиран! Он изменил и родине и правительству!»

В ответ на эти речи Фиеско рассказывает притчу о том, как в царстве животных долгое время господствовало большинство, но дело не шло на лад до тех пор, пока животные не догадались избрать льва своим единственным правителем. Фиеско заключает свой рассказ словами: «Ступайте по домам. Помните о льве!».

Таким образом, политические планы Фиеско теперь уже совершенно ясны: недовольство всех слоев населения тиранией Дориа он хочет использовать для достижения своей честолюбивой цели - стать герцогом Генуи. Оставшись один, он рассуждает: «Все идет отлично. Парод и сенат против Дориа! Народ и сенат за Фиеско!..». Правда, остаются еще республиканцы с непримиримым Верриной во главе. От них отделаться будет, конечно, труднее. Но пусть и они работают на него: «Дурачье! Воображают, что Фиеско ди Лаванья будет продолжать то, чего Фиеско ди Лаванья не начинал! Бунт пришелся кстати. Но заговор будет делом моих рук».

Нельзя сказать, что в душе Фиеско нет внутренней борьбы. В конце второго акта мы видим его в раздумье стоящим перед окном, из которого открывается панорама города; в нем просыпаются прежние мечты сделаться освободителе? республики от тирании и подарить народу свободу. Фиеско как бы взвешивает на весах две возможности: «Республиканец Фиеско? Герцог Фиеско?» Именно здесь герои срывались в пропасть. «Погибни, тиран! Генуя будет свободной, и я твой счастливейший гражданин!».

Но такие мысли являются у Фиеско преходящими. В его душе все прочнее утверждается убеждение, что он, «величайший муж Генуи», не обязан подчиняться какой-то республиканской добродетели, существующей только для мелких умов. Наконец, все эти внутренние терзания кончаются твердым решением: «Я - государь хоть на миг! Что в сравнении с этим целая жизнь». «Я решился! - решился добиться герцогской короны»