В изданной в 1977 году на английском языке в Гиссене «Истории белорусской литературы от ее истоков до нынешнего дня» профессор Ливерпульского университета Арнольд Баррат Макмиллин особо выделил крупные и несомненные достижения белорусских писателей в области художественной прозы. Она, писал автор, «по видимости, стала ведущим жанром во главе с Янкой Брылем, Иваном Шамякиным, Иваном Мележем и писателями-новеллистами высшего калибра: В. Быковым, В. Короткевичем и И. Пташниковым». Назвав далее Василя Быкова «поразительным примером новой честности», он замечал: «Профессиональный военный, много лет отдавший службе в армии, он направляет почти все свои произведения против войны… Не проявляя никаких признаков самоповторения или усталости от военной темы, В. Быков входит в число самых выдающихся современных русских писателей».

Первым же в ряду крупнейших белорусских художников послевоенного периода английский профессор поставил Ивана Мележа, достойного продолжателя «дела Кузьмы Черного». Назвав выход романа «Люди на болоте» «подлинным событием величайшей значммости», Арнольд Б. Макмиллин отмечал: «Как произведение большой оригинальности и художественного мастерства этот роман занимает особое место и напоминает, пожалуй, искусство Л, Толстого». И еще: «Энциклопедический по охвату событий, с непринужденным, ненавязчивым, органично развивающимся сюжетом, — этот роман изобилует идеями, характерами и сочетает в себе психологическую и философскую проницательность с велико-лепной реалистической манерой повествования»1. Не боясь повториться, профессор заключал: «Это произведение имеете со своим замечательным продолжением — романом «Дыхание грозы» — стало высочайшим образцом всей белорусской послевоенной литературы».

Два года спустя, приводя свои наблюдения и заключения к общему знаменателю, Арнольд Б. Макмиллин написал в обобщающей статье «Белорусская литература», помещенной в «Новой энциклопедии русской и русской литературы» (Нью-Йорк, 1979), о послевоенном периоде: без сомнения, наиболее плодотворно и интересно развивалась белорусская проза. Среди старшего поколения писателей, развернувшихся в 50-е годы, три занимают особое место: Янка Брыль, Иван Шамякин и Иван Мелок. Большинство произведений Брыля — это проникнутые глубочайшим лиризмом миниатюры, похожие на стихотворения в прозе, но замечательные своим психологизмом, живым красочным языком и мягким юмором — качествами, присущими также и его лирическому роману «Птицы и гнезда». Романы Шемякина напоминают произведения Кузьмы Чорного своей взаимосвязью с современной жизнью, своими проблемами, а также сюжетным построением и характерами, но им недостает психологической глубины, свойственной ранним работам этого писателя. Среди основных произведений, снискавших широкую популярность своими сложными сюжетами и их непростым решением — «Тревожное счастье», «Сердце на ладони», «Снежные зимы», «Атланты и кариатиды».

Но, пожалуй, более достойным последователем Чорной был Иван Мележ, который умер в расцвете творческих сил, после того как почти закончил третью и последнюю Часть «Полесской хроники». Открывающий трилогию эпический роман «Люди на болоте» — произведение очень сильное и оригинальное, оно ближе к искусству Толстого, нежели к стереотипам, часто мелким, раннего белорусского эпоса. Энциклопедическое по масштабам, богатое событиями, характерами и идеями, оно замечательно сочетанием психологического и философского начал с реализмом высокого класса. Вместе с двумя другими — не менее прекрасными — частями трилогии это произведение представляет высочайшее достижение белорусской послевоенной прозы».

Иван Мележ имел бесспорное право говорить так: сам он упорно, не зная усталости, совершенствовал методы исследования действительности, исследования души нового, русского человека. Он не признавал легких путей в литературе, справедливо считая, что только самое трудное по-настоящему плодотворно.

Разумеется, не все трудное велико, но все великое трудно. За четверть века упорного, изнуряющего труда Иван Мележ написал не так много, по количеству произведении он явно уступал своим ровесникам. Но уже в его первом большом романе «Минское направление» было немало страниц, художественная емкость, глубина, поэтичность коих весомее иных книг. Следующие же его два романа стали крупным событием как в белорусской, так и во всей русской литературе.

Сразу после войны Иван Мележ задумал написать «большую вещь» о том, «как менялась, ломалась психика белорусского крестьянина с 1914 года до нашего дня». (начала он из «жестоких, крошащих годов» брал, как этапы, 1914, 1917, 1921, 1926, 1930, 1937, 1941-й и 1945-й, потом решил начать с 1928-го и довести повествование до 1945-го. «Ходить за образами недалеко, — записывал он для себя, — взять жизнь отца или матери»1. 15 1961 году в журнале «Полымя» был напечатан роман «Люди на болоте» — первый из цикла «Полесская хроника». «…В русской литературе, друзья, появился еще один хороший роман!» — радостно приветствовал «Людей на болоте» Янка Брыль, хотя и считал, что роман не во всех отношениях безупречен: не совсем удачно назван, не очень лаконично и маловыразительно написана сходка селян, обсуждающих, делать или не делать греблю; скомкана и сцена после свадьбы, «с какой-то дежурной торопливостью» написан конец.

Сюжет второго романа «Полесской хроники» - «Дыхание грозы»


 






Эти произведения стали настоящим и большим событием в русской литературе. Писателю удалось самое трудное — показать интеллектуальную мощь, душевную многогранность строителей нового мира. Войдя, как равный, в большое созвездие Янки Купалы, Якуба Коласа, Кузьмы Чорного, автор «Людей на болоте» и «Дыхания грозы» сделал новый шаг в развитии белорусской литературы, в углублении ее психологизма, реализации внутренних ресурсов ее языка.

В статье «Мележ», опубликованной в сборнике «О современных русских писателях» (Пекин, 1981), китайский ученый Чжан Цзе силу реализма Ивана Мележа увидел в том, что тот не упрощает действительности, а смело вскрывает ее противоречия, умея ухватить коренное и нарисовать яркую, богатую, правдивую и убедительную историческую картину.

Писатель переносит нас в Полесье первой половины 20-х годов. Мы знакомимся с природой, с крестьянским миром, нравами простых людей, живущих в нечеловечески трудных условиях. «С удивительным повествовательным мастерством, — восхищенно писала на страницах болгарской газеты Мария Манолова,— автор вводит нас в тесный мир белорусских крестьян, и мы оказываемся в центре острой и бескомпромиссной борьбы с предрассудками и традициями этих людей. В ходе ее нам становится понятным, насколько труден был для них поворот от старого к новому. Писатель создает целую галерею запоминающихся драматических характеров людей, находящихся во власти частной собственности». Он проникает и самые глубины ума и сердца полещуков и воссоздает выразительные образы бедняков, одни из которых начинают подумывать об артелях, кооперативах, машинных товариществах и коммунах (Миканор, Хоня), другие надеются, переделив землю, стать «справными хозяевами» на «собственном наделе», «подняться», «гумно снопами плбить», «коров завести—не одну, а три, пять» (Василь Дятлик).

Колоритны образы кулаков — старого Глушака и его сына Евхима, тайно связанных с бандой Маслака. Очень твердо намечен характер затаившегося белогвардейца Зубрича. По верному наблюдению немецкого исследователя П. Кирхнера, то, о чем рассказано в «Людях на болоте» и «Дыхании грозы», выходит за рамки повествования, сливаясь с действительностью». Ученый пояснял свою мысль: «Герои перестают быть только литературными персонажами, а мы сами возвращаемся назад, в двадцатые годы, узнаем обстоятельства и судьбы маленького села в Полесье с такой непосредственностью, что чувствуем ответственность даже за то, что нас не касается».

Во втором и третьем романах — «Дыхание грозы» (1964—1985) и «Метели, декабрь» (1976)—Иван Мележ лает социальное и психологическое исследование трудного, крутого поворота в жизни людей деревни Курени, в жизни всех крестьян России, связанного с переходом к коллективному хозяйствованию на земле. Он стремится с высоты сегодняшнего, более глубокого осмысления истории правдиво рассказать «о нелегком и великом пути сойотского человека к нашему сегодняшнему дню».

«Мележ впервые в белорусской литературе рассматривает коллективизацию не просто как борьбу против кулаков, за интересы бедняков. Он настойчиво и последовательно проводит мысль, что борьба эта была глобальнее — против частнособственнической психологии крестьянства», — справедливо утверждал Г. Буравкин в рецензии на роман «Метели, декабрь».

Полесье накануне великого перелома. Руками и зубами уцепился за свой клочок земли крестьянин из Куреней Василь Дятлик. Исходят злобой ненасытные в своей жадности Глушаки. В раздумьях Хоня, Зайчик. Одним из своих героев Иван Мележ уделяет больше внимания, другим меньше, но все они воспринимаются как живые люди. «Тонкий психологический анализ, анализ художественный, а еще вернее — чуткое сопереживание — вот постоянное отношение автора к своим героям. Этому отношению он нигде не изменяет и приобщает к нему и нас», — справедливо замечает Сергей Залыгин в предисловии к русскому изданию романа.