Первая драма цикла - «Волки» - близка «Трагедиям веры» отвлеченностью основного конфликта, построенного на столкновении идей справедливости и гражданского долга. Хотя события отнесены к 1793 г., современники искали в драме отклик на дело Дрейфуса, ибо речь в ней шла о несправедливом обвинении в измене офицера республиканской армии аристократа Уарона. Во имя справедливости офицер Телье требует от комиссара Конвента Кепсля оправдания невиновного, а следовательно, и наказания клеветников. Но это может деморализовать армию, которой предстоят тяжелые бои. Кенель из соображений революционной целесообразности заявляет: «Отечество мне дороже, чем справедливость». И когда Телье говорит о своих нравственных муках, о необходимости защищать справедливость, Кенель убеждает его: «Мучься молча, но пощади отечество…» Автор относится весьма сочувственно к Телье, но Кенель,, предающий его суду, действует но высшим соображениям, служит патриотической идее, «идеалу коллектива». Конфликт пьесы остается неразрешимым, ибо он во многом надуман, истоки его в абстрактном гуманизме, индивидуалистических взглядах автора, противопоставлявшего личное общественному.

В драме «Дантон» изображены события 1794 г., период открытой схватки между. жирондистами и якобинцами, закончившийся поражением жирондистов и их казнью. Конфликт драмы - в противопоставлении индивидуалистической морали Дантона идее революционной необходимости, выразителем которой является Робеспьер. Отношение Роллана к Дантону отличается двойственностью. Он наделяет Дантона оптимизмом, кипучей энергией, полнотой жизненных сил. Находясь под влиянием буржуазной историографии, автор с симпатией рисует Дантона, называя его «Гаргантюа шекспировского типа», В обрисовке личности его он использует светлые краски. Но в драме и развенчивается образ Дантона, с которым у Роллана связаны иллюзии абстрактного гуманизма, неприятие якобинского террора. Крушение жирондистов и Дантона объясняется их отходом от народа. В самый напряженный момент, когда контрреволюция посягает па свободу страны, Дантон заявляет о своем желании уйти от борьбы, «любить женщин я возделывать наши поля», о том, что он «купил себе право пожить, наконец, для себя». Дантон живет в роскоши, когда народ голодает. Хотя Дантон считает, что корни его вросли глубоко в землю, в самое сердце французского народа, на самом деле связи его с народом быстро рвутся, когда он становится на путь соглашательства.

Роллан признает закономерность победы революционной морали, носителем которой являются якобинцы. Тем самым он возвышает их над жирондистами. Но метод насилия, к которому они должны были прибегнуть для подавления контрреволюции, отпугивал Роллана. Именно поэтому он наделил якобинцев - Робеспьера, Сен-Жюста, Бильо - трагической раздвоенностью, несогласованностью в них личного и общественного. Выполняя историческую миссию, они вынуждены подавлять в себе человеческие чувства. Отсюда - фанатизм и аскетизм этих героев.

Наиболее яркой и новаторской из ранних драм «Театра революции» является «Четырнадцатое июля». Это произведение выражает идею народного театра, дает картину героического массового движения, штурма Бастилии. Роллан стремился к новаторскому, сближению сцены и зрительного зала, к участию зрителей в представлении, мечтал о превращении постановки в монументальное, красочное народное празднество. Он переходит в этой драме к изображению главного героя революции - народа. В предыдущих пьесах народ был в основном фоном для главных героев. Теперь же исторические личности - Марат, Робеспьер, Гош и др.- растворяются в «океане народном».


 






Герой «Четырнадцатого июля» - народная масса. Но она не безлика, дифференцирована. Яркой индивидуализации персонажей служит язык. Короткая фраза, единственная реплика так заостренно поданы, что сразу определяется социальное лицо персонажа. Такова руссоистская речь Марата, четкая, по-солдатски отточенная, афористичная речь Гоша. Даже эпизодические фигуры социально определены. Благодаря этому очевидны силы, взявшие Бастилию. Это - низы парижского народа, санкюлоты, энтузиазм и действия которых красочно и сильно переданы Ролланом.

Однако Роллан и в драме «Четырнадцатое июля» не стоит на почве подлинного историзма. Борьба классов, определившая развитие революции, еще не ясна ему. Действия народа, о решающей роли которого в истории он догадывается, часто представляются им как стихийные!, парод - как толпа, движимая инстинктивным стремлением к добру. Но этому противостоит изображение оптимизма и силы, величия и доброты парода, особенно в заключительных сценах драмы.

Монументальность драмы, композиция се, представляющая соединение отдельных массовых сцен, исключи тельная эмоциональность, родственная могучим музыкальным творениям Бетховена, доходящая до непосредственного обращения действующих лиц к зрителю с революционными, призывами,- все это делает «Четырнадцатое июля» необычным, своеобразным произведением.