КЛИМЕНТ СМОЛЯТИЧ (ум. после 1164)—митрополит Киевский, автор Послания и других, не дошедших до нас сочинений; очевидно, по происхождению смолянин; был ставленником великого князя киевского Изяслава Мстиславича, по инициативе которого в 1147 г. К. С. без участия Константинопольского патриарха, одним собором русских епископов, был возведен в Киевские митрополиты (второй на Руси случай после митрополита Илариона). В то время русская церковь еще не достигла автокефальности и являлась митрополией Константинопольского патриархата; поэтому часть русских епископов протестовала против такого поставления К. С. как неканоничного. Это было время обострившихся княжеских усобиц; будучи креатурой Изяслава, К. С. делил с князем его политическую судьбу: когда в 1149 г. Изяслав был изгнан с Киевского стола Юрием Долгоруким и бежал в свой родовой удел Владимир Волынский, вместе с ним принужден был покинуть Киев и К. С.; после же того, как Изяслав вернул себе Киевское княжение, К. С. тоже вернулся в Киев. После смерти Изяслава Мстиславича, когда великим князем сделался его родной брат Ростислав Мстиславич Смоленский, К. С. оставался на митрополии; но в 1155 г. Киевский стол снова занял Юрий Долгорукий и К. С. снова пришлось бежать. Юрий Долгорукий с честью принял присланного из Царьграда митрополита-грека Константина, который проклял К. С. и даже запретил к служению тех попов и дьяконов, что были рукоположены им.

Несмотря на это, К. С. еще дважды имел шанс вернуться на митрополию. После смерти Юрия Долгорукого, когда дети Изяслава Мстиславича позвали на Киевский стол своего дядю, Ростислава Мстиславича, они отстаивали перед Ростиславом кандидатуру К. С. Но Ростислав Мстиславич считал, что в Киеве должен оставаться митрополит Константин. Тем временем митрополит Константин умер, и по обоюдному решению князей решено было просить нового ставленника у Константинополя, который вскоре и прибыл на Русь. В 1163 г., после смерти митрополита-грека Феодора, уже сам великий князь Ростислав Мстиславич хотел сделать К. С. митрополитом, ради чего посылал посольство в Константинополь; но на пути в Византию русские послы встретили шедшего на Русь со свитой нового митрополита-грека и принуждены были вернуться назад. Князь Ростислав, задобренный многими дарами цареградцев, отказался от своего замысла; право поставлять на Русь митрополитов осталось за Константинопольским патриархом. С этого момента русские летописи перестают упоминать о К. С; дальнейшая судьба его неизвестна.


 






От К. С. дошло обширное Послание к смоленскому священнику Фоме (“Послание, написано Климентом, митрополитом рускым, Фоме прозвитеру, истолковано Афонасием мнихом”). Это сочинение убеждает нас в том, что летописные характеристики К. С. как человека ученого и философа (“бысть книжник и философ так, якоже в Русской земле не бяшеть”) были совершенно справедливы. Из содержания Послания можно понять, что пресвитер Фома укорил К. С. в том, что он тщеславится своей ученостью, и, возможно, даже в излишней учености. В ответ К. С. обрушил на своего адресата целый поток аллегорических толкований текста Священного писания, доказывая необходимость их постижения для духовного воспитания христианина. Со времен возникновения в Византии на заре христианства Александрийской школы богословия христианская культура продолжала разрабатывать аллегорический метод понимания библейской священной истории, заключающийся в том, что свершившееся во времени событие понималось как иносказание о смысле, пребывающем вне времени. По Посланию К. С. видно, что его автор прошел хорошую школу византийской образованности и вполне владел аллегорическим методом толкования Священного писания.

Об адресате К. С., смоленском пресвитере Фоме, известно только то, что дает контекст Послания. Он был смолянином и приближенным смоленского князя, каковым, судя по времени написания письма, должен был быть не кто иной, как князь Ростислав Мстиславич Смоленский, будущий великий князь Киевский. Очевидно, знакомство К. С. с князем Ростиславом было долгим и давним, ибо К. С. называет смоленского князя своим “напрьсным” (т. е. присным) господином. Примечательно, что К. С. ссылается на какое-то свое “писание” к этому князю, которое стало известно пресвитеру Фоме. Возможно, К. С. каким-то образом задел в этом “писании” Фому; возможно, это был давний его оппонент. Дошедший до нас фрагмент переписки между князем, К. С. и пресвитером Фомой дает нам представление о существовании на Руси открытой литературно-богословской полемики между княжескими дворами, в которой участвовали целые общественные круги во главе с князьями: недаром К. С. читал полученное им от Фомы послание “пред многими послухи и пред князем Изяславом”; возможно, и Фома таким же образом был ознакомлен с “писанием” К. С. к его князю.
Послание дошло до нас не в первоначальном виде, а, как видно из заглавия, с наслоением толкований некоего монаха Афанасия, о котором ничего не известно. Однако текстологический и источниковедческий анализ позволяет предполагать, что этот последователь К. С. был, всего скорее, его младшим современником, толковавшим послание лет 20 спустя после его создания; во всяком случае он жил не позже XIII в.