Войне и военным людям привержены писатели, сами прошедшие через войну. И не оттого только, что она стала важнейшим событием их личной биографии, а потому главным образом, что, участвуя в военных событиях, они узнали столько и такое, чего не узнаешь о жизни и людях ни при каких иных обстоятельствах. На войне все сущностное было обнажено до самого дна, представало в своем вершинном выражении, как того требовала ситуация между жизнью и смертью.

 «Почему мы снова пишем о второй мировой воине - спрашивал Юрий Бондарев в статье «К моим читателям». Не потому, наверное, что слабость рода людского-боязнь смерти, и не потому, что инстинкт самосохранения господствует над разумом. Нет, мы помним о войне потому, что человек величайшая ценность данного мира, а его мужество и свобода его это освобождение от страха, от зла, которые разъединяют людей слова писателя следует хорошенько вдуматься. Они чрезвычайно важны не только для понимания сути его романов «Горячий снег» или «Берег», написанных об освобождении от страха и зла, разъединяющих людей о нравственном взлете личности, преодолевшей власть этих извечных врагов человеческих, сказанное Юрием Бондаревым имеет более широкий, общий смысл, вводящий нас в суть его философии искусства и жизни. Человек для него всегда и во всем высшая ценность, венец и смысл земного существования, и потому он не устает возвеличивать и защищать человечность.

Война оплаченная невосполнимыми людскими жертвами, научила особенно бережно относиться к отдельной личности, горестно и неутешно переживать гибель каждого, кто мог бы и сегодня, и завтра жить среди нас, творить добро, красоту, счастье. Сколько великих поэтов, музыкантов, артистов, художников, просто хороших людей осталось там, на поле боя, не  успев раскрыться, развить свое дарование, воплотить его в труде и творчестве?!

Об этом постоянно напоминает нам искусство. Память и забота о человеке, его жизни, свободе, духовном здоровье и гармоничности, по убеждению Бондарева, главная цель этого искусства.

Отсюда, из необъятного, многостороннего, тяжкого, до самого дна, до самой мелочи постигнутого и пережитого опыта войны, и рождается та чрезвычайная достоверность, которая обладает такой исключительной эмоционально-эстетической заразительностью. Неисчерпаемый в своей всеобщности опыт войны как бы «перекатывается» на весь жизненный материал - военный и невоенный, лично пережитый и мысленно воспринятый писателем, становится фундаментом его художественного мироощущения, позволяет ставить и решать общечеловеческие нравственные и этические проблемы в рамках локальной темы, конкретного эпизода.


 





«Каждая правдивая история войны, картина человеческого подвига или подлости, взлета духа или падения,- очень справедливо заметил А. Адамович,- всегда постановка проблемы социальной и  нравственной, заостренной, обращенной к любви и ненависти  современного читателя».

Сказанное равно касается и Бондарева, и Быкова, и Астафьева, и Симонова, и Полевого, и всех других участников войны, которым она уже десятки лет «не дает покоя». И не будет давать покоя, потому что обращение к войне - это не взгляд в прошлое, минувшее и забытое, а мысль, забота о настоящем и будущем, любовь к сегодняшним людям, многократно приумноженная любовью к людям, павшим на полях сражений, это жажда чистоты и цельности души, деяния, помыслов, измеряемая бескомпромиссностью и безобманностью тех нравственных и гражданских убеждений, которые выстояли во всепоглощающем и всеочищающем пламени Отечественной войны.

Вот почему, как представляется, произведения писателей (любого поколения и любых жанрово-стилевых пристрастий), будь то «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры, фронтовые дневники и блокноты К. Симонова, появившиеся на свет через три десятилетия после окончания войны, или романы писателей второго поколения, не имевших времени и возможности вести дневники и записывать свои впечатления в блокноты, не имеет смысла противопоставлять друг другу по признаку чисто внешнему или биографическому, и на этом основании причислять или не причислять их произведения к разряду художественных.

Возникал новый тип военно-исторического произведения, подразумевающий не научную или музейную историографию, а историзм художественного мироощущения, позволяющий оценивать преемственно-поступательные связи между предшествующим и сегодняшним днем. Герои воспринимались не как отцы или деды, а как советские люди, возросшие в той среде, которая питает нас и сегодня, для которых социалистические идеалы новой человеческой общности стали сущностью их натуры  и  мироощущения.

Отечественная война с необычайной полнотой и отчетливостью выявила это всеопределяющее их качество, объяснив тем самым новое качество советского патриотизма и героизма.