Поэт манси не просто вобрал в себя мудрый опыт, художественные драгоценности, накопленные его народом, и показал их другим. Своим недюжинным талантом он, во-первых, великолепно огранил их, во-вторых, приумножил новыми драгоценностями, что создал самостоятельно. Какие бы несовершенства ни обнаруживали критики в его «Языческой поэме», она останется уникальным поэтическим творением как в мансийской, так и во всей русской литературе. Сплав народнопоэтического творчества с оригинальным художественным осмыслением современности удивляет в поэме своей органичностью и специфически национальным восприятием всего, что видит поэт,- людей, солнца, моря, рыб, животных, деревьев, цветов, трав. Стих и проза, очерк и поэтическая миниатюра, миф, сказка, легенда и этюд с натуры, поэтически воссозданная реальность текущего дня здесь выступают как единое целое и осмысляются человеком, до глубины души взволнованным трудными проблемами дня, года, столетия. Окаменевшее вдруг оборачивается призраком, мимолетное - вечным.

«Языческая поэма» - поэма вопросов малых и больших, преходящих и вечных, вопросов, возникающих у ребенка, в глазах вырастающего в мудреца с вселенской зоркостью. Кто - я? Кто - мы? Зачем мы здесь? В чем счастье наше? Что дадим мы миру? И что мир даст нам? Ответы на эти вопросы столь непосредственны, столь поэтичны и, порой, дерзки, что произведение сразу же выдвинулось в первый ряд русской литературы.

Каждая из восьми песен, составляющих книгу, не что иное, как цепь стихотворений, иногда предваряемая прозаическими вступлениями, разрываемая пояснениями и даже сообщениями, по какому реальному поводу написано то или иное стихотворение. И все это объединяется судьбой лирического героя, несущего миру подлинные духовные богатства собственного народа, его память, его опыт, его неистраченные силы с целью сделать жизнь светлее, богаче, прекраснее. Поэт, повествователь, лирический герой поэмы воспламенен могучим идеалом Человека, он - сам такой Человек, о чем и заявляет с достоинством и честью:

    * Я - человек.
    * Значит, должен я думать:
    * Так называться даны ли права мне?
    * Там, где сейчас островерхие чумы,
    * Дом я сумею построить из камня,
    * Там, где полнеба в полярном сиянье,
    * Реки холодные вспять поверну я,
    * Чтоб гидростанция теплым дыханьем
    * Грела сибирскую землю родную,
    * Чтобы в таежной нахмуренной чаще
    * Очи Сибири сияли от счастья.
    * Я - человек.
    * Перед именем этим
    * Быть мне пожизненно в строгом ответе!

Человек нового мироотношения, с трогательной заботливостью разбирается он в многовековом наследии своего народа, отбрасывая одно («Ой, легенды, что вы врете!»), отчищая до блеска другое («Моя Миснэ»). Образ мифической прародительницы мансийского народа под его пером вырастает до всеобъемлющего символа, сливаясь с образом Родины;

    * В сердце матери сердце родилось мое,
    * В сердце доброй Миснэ сердце родилось ее.
    * В сердце народа родилось сердце Миснэ лесной,
    * А сердце народа родилось в сердце земли родной.



 




Юван Шесталов - известный Русский поэт. И все же, когда читаешь «Языческую поэму», чувствуешь, что его подлинная популярность еще впереди, что многие строки и строфы этой поэмы будут еще твердиться наизусть школьниками и взрослыми одновременно, как твердятся теми и другими строки и строфы «Песни о Гайавате», Вровень с такими главами Ювановой поэмы, как «Песня глухаря», «Песня осетра», «Песня соболя», как «Пятая дума медвежьей головы», могут встать только самые лучшие главы из поэмы Лонгфелло. К этому следует добавить, что они более непосредственны и первозданны, чем стихи Лонгфелло в аранжировке такого искусного мастера, как Бунин. Поэма же в целом покоряет неподдельностью своего гуманистического пафоса, глубиной авторских размышлений о назначении, о призвании человека. Поэт далек от прямолинейной постановки и решения проблемы, что проявляется в первом же - ретроспективном - обращении к ней; в «Думе медвежьей головы»:

    * Я не пойму людей, Мне их поступки странны: Зачем душе моей Они наносят раны?
    * Столкнутся ли с бедой, Согнутся ль от кручины,- Тогда передо мной Они сгибают спины. Но лишь беда пройдет, Кручина их оставит,- Всяк на меня плюет И всяко худословит… Живешь ты, то грубя, То - ластясь, то - переча… Я не пойму тебя, Отродье человечье! Каков же ты?.. Каков?.. Ты подл иль благороден, Правдив иль блудослов, Что ни на что не годен? Ты слаб или силен? Ты добр иль бессердечен? А коль ты в жизнь влюблен, Ты смертен или вечен? Ах, это ни к чему…

Возвращаясь к поднятой проблеме в четвертой песне, Ю. Шесталов наносит удар по одному из самых тяжких исторических грехов человека и человечества - идолопоклонничеству;

    * Я мансийский деревянный идол,
    * Я сегодня уже умираю…
    * Опасен ли я для вас?!
    * Я мертвый уже.
    * Вы - живые!
    * Опасность моего зачатия
    * В вас самих таится.
    * Я - идол,
    * И я умираю.
    * Вы - идолопоклонники.
    * Вы остаетесь.
    * И в ком-то из вас я проснусь.
    * Ведь кланяться вы, ох, как любите!
    * И вину за грехи свои тяжкие
    * На плечи других вы валите,
    * Как снегами деревья…
    * А думать вы сами не любите:
    * - Пусть вертятся боги высокие,
    * Ломая себе мозги!

Положительный герой поэмы вооружен бесстрашной революционной мыслью, все ею проверяя на прочность и человечность. В качестве эпиграфа к главе об идолах и идолопоклонничестве взята мансийская загадка: «Что такое: на вершине дерева сильный ветер?» Ответ: «Мысль». Поэт зовет: «Человек, задумайся над этим!» Подразумевается отношение ко всему на свете, и раньше всего - к себе подобным, стране, земле, родной тайге, составляющей одну из богатейших кладовых Сибири. Поэта радует, что и его край преображается. Переходя от стихов к прозе, он рассказывает: «Ледяная земля проснулась от вековой спячки. Она разгорячено дышала, снимая с себя шубу из дремучей тайги, опоясываясь стальными нитями дорог и трубопроводов. Она гудела под железными копытами нового кочевья. С радостью наряжалась в ожерелья городов, сияя счастливыми глазами новых огней…»