Война — жесточе нету слова. 
Война — печальней нету слова. 
Война — святее нету слова В тоске и славе этих лет. 
И на устах у нас иного 
Еще не может быть и нет.
А. Т. Tвардовский

В июне 1941 г. Александр Твардовский поступил на работу в редакцию газеты «Красная Армия»! которая была газетой Юго-Западного фронта. Работая в ней, он пишет очерки, стихи, статьи, песни и фельетоны. К большому огорчению, тетрадка с этими записями пропала. Но остались строки, которые запечатлели первые дни войны, дни самые страшные и горестные. То была печаль большая, Как брели мы на восток. Шли худые, шли босые В неизвестные края. Что там, где она, Россия, По какой рубеж своя?

Своеобразным памятником тем страшным дням стала поэма «Василий Теркин». Это книга о «Правде сущей, правде, прямо в душу бьющей». В одной из глав, «Переправа», поэт пишет о том, что «бой идет не ради славы — ради жизни на земле», вселяя в бойцов сознание святости и правоты их дела. Работая над поэмой, Твардовский ставил определенную цель: помочь фронтовику преодолеть трудности войны, облегчить и хоть как-то скрасить его суровый быт, вселить чувство веры в свои силы и возможности.

Весной 1942 г. Твардовский пишет стихотворение «Партизанам Смоленщины». Народ воспринял] его как весть об освобождении, первую искру надежды. Смоленщина — родина поэта, и можно понять, чего стоили эти строки Твардовскому. Каждое слово — крик души, боль сердца: Я б вовеки грабителям Не простил бы твоим, Что они тебя видели Вражьим оком пустым; Что земли твоей на ноги Зацепили себе; Что руками погаными Прикоснулись к тебе;
Что уродливым именем
Заменили твое; Что в Днепре твоем вымыли Воровское тряпье...

Поэма Твардовского «Дом у дороги» начинает печататься со 2 декабря 1943 г. После вступления, завершившегося грозной строкой: «Гром грянул— началась война...»— следовала глава «Голощение». Строки этой главы напоминали давний плач-голощение, когда вся деревня Чернове огласилась воплями женщин. В главе «Беженцы» рассказано о бесконечном людском потоке, что «на восток от фронта гнал колеса». Глава «Гостинчик» повествует о тех же горестных воспоминаниях страшных дней отступления.	. '

Поэт говорит о невозможности забыть муки и боль потерь: «Нет, мать, сестра, жена, И все, кто боль изведал,// Та боль нё отмщена// И не прошла с победой». Закончена была поэма уже после войны. И заканчивает ее поэт страстным призывом: «Не забывать!»: Прошла война, прошла страда. Но боль взывает к людям: Давайте, люди, никогда Об этом не забудем.

 




В творчестве Твардовского военной поры очень примечательна детская тема. С особой пристальностью вглядывается поэт в женские и детские судьбы, с невыразимой болью и с нескрываемой печалью думает о них. Это и «жена командира, бежавшая из Минска с детьми в ночь первой жестокой бомбежки»; и «мальчик, везущий на саночках мать, тяжело раненную, когда шел бой за их деревню»; и «девочка с ребенком на руках у трупа матери». Великое множество строк в стихах и прозе написано о войне, но ничего пронзительнее, чем строки «Возмездия» Твардовского, читать не доводилось: И суд наш праведный суров, И места нет пощаде. И не у нас ее проси, Мы будем мертвых глуше. Проси у тех, чьи на Руси Сгубил безвинно души. Проси у девочки у той, Что, в дула ружей глядя, Спросила с детской простотой: - Чулочки тоже, дядя? — У той, худое тельце чье У края рва поставил. Проси пощады у нее, А мы щадить не вправе. В стихотворении «Я убит подо Ржевом» поэт выбирает форму написания от первого лица: Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, на левом, При жестоком налете. Я не слышал разрыва, Я не видел той вспышки, — Точно в пропасть с обрыва — И ни дна, ни покрышки. И во всем этом мире, До конца его дней, Ни петлички, ни лычки С гимнастерки моей.

Это наиболее соответствует идее стихотворения, воспевающего единство павших и живых. Монолог воина, с нарастающей эмоциональностью повествующего о собственной гибели «летом, в сорок втором», достигает наивысшего накала в таких строках: Нет, неправда. Задачи Той не выиграл враг! Нет же, нет! А иначе Даже мертвому— как? И у мертвых, безгласных, Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.

Даже мертвому— как? Погибший солдат видит себя лишь «частицей народного целого», и его волнует все, что свершилось потом, после него. Он говорит: Я вам жить завещаю — Что я больше могу?

Завещаю в той жизни Вам счастливыми быть И родимой отчизне С честью дальше служить. Горевать — горделиво, Не клонясь головой. . .	Ликовать — не хвастливо
В час победы самой. И беречь ее свято, Братья, — счастье свое, — В память воина-брата, Что погиб за нее.

Эту высокую ответственность перед памятью погибших, ответственность за то, как человек распорядился своей судьбой, выкупленной у Смерти ценой жизни другого, поэт ощущает очень остро. Не в эта ли исток гражданской позиции, за верность которой кто-то из писателей назвал Твардовского «совестью послевоенной литературы»?

До конца своих дней Александр Трифонович Твардовский пронес чувство смущения своей судьбе и судьбой тех, кто вернулся живыми из страшной круговерти войны. Он писал: Я знаю, никакой моей вины, В том, что другие не пришли с войны, В том, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но все же, все же, все же...