К началу 60-х годов, когда французские переводы произведений Тургенева стали уже многочисленными и выходили один за другим, утверждая его популярность во Франции как прославленного русского писателя, «Записки охотника» читали здесь вновь и вновь уже новыми глазами, без прежней настороженности, опасений или оговорок, сопровождавших первое знакомство с этой книгой, но спокойно и уверенно отдаваясь наслаждению, которое она доставляла. Каждое новое произведение Тургенева вызывало к себе теперь во Франции самое пристальное внимание, а он сам принят был в дружеский круг крупнейших французских писателей не только как равный, но и как нерв ы й среди них. Начались знаменитые в летописях французской культуры «литературные обеды» этих писателей, па которых Тургеневу принадлежал первый голос как ценителю, критику и рассказчику.

Переводы повестей  «Записок охотника»; пользуясь данными, сообщенными Э. Шаррьером, Шанфлёри ошибочно считал, что Тургенев всего лишь «знатный барин», а вовсе не литератор, и что «Записки охотника» являются его первым произведением. К сожалению, остаются неизвестными ответы Макса Бюшона на письма к нему Шанфлёри; опубликованы они не были. Однако следует предположить, что Бюшон воспользовался случаем и познакомился с книгой Тургенева, указанной ему Шанфлёри: косвенным свидетельством в пользу такого предположения может служить предисловие Бюшопа к его книге «Народные песни из Франш-Конте», написанное в мае 1883 г.

В этом предисловии Бюшон писал с горечью, что «во Франции вошло в обычай отставать на двадцать-тридцать лет от интеллектуального развития других народов», что, например, романтизм еще держался во Франции в то время, когда он вовсе состарился в других литературах; «в настоящее время,- продолжал Бюшон,- то же происходит по отношению г; реализму. Загляните на то, что происходит в России, повсюду, и вы поймете, как много знаменитых соратников имеют за рубежом те наши художники, которые неустрашимо прилагают свои усилия к истолкованию современной жизни». Характерно, что русская реалистическая школа поставлена Бюшоном на первое место, как образец,- ранее английской, голландской и немецкой; более чем вероятно, что Бюшон при этом имеет в виду реалистическое изображение в литературе широкой народной массы; в этом смысле в представлении его о русской литературе должно было сыграть свою роль и знакомство с «Записками охотника».

Сохранилось и много других отзывов французских писателей об авторе «Записок охотника», расходящихся лишь в индивидуальных особенностях восприятия его творчества, но неизменно столь же восторженных. «Я с глубоким восхищением прочел «Записки охотника»,- свидетельствует, например, Альфонс Доде,- и эта книга, на которую я набрёл случайно, привела меня к близкому знакомству с другими его сочинениями. Прежде, чем встретиться, мы уже были соединены нашей общей любовью к природе в ее великих проявлениях». Но если Доде выделял в «Записках, охотника» их пейзажи, говоря о совершенствах Тургенева как живописца природы (в этом отношении Доде имел много единомышленников среди французских писателей), то иные из них восхищались искусством

произвели «Записки охотника» на выдающихся мастеров художественной прозы». Отметим вкравшуюся сюда неточность. Книга Тургенева, озаглавленная переводчиком «Сцепы из русской жизни», не была «Записками охотника»; Марье озаглавил так,- впрочем, с согласия Тургенева,- сборник его повестей; эта ошибка нередко делалась в русской литературе, начиная с «Библиографических записок», где «Сцены из русской жизни» названы «переводом «Записок охотника». Впрочем, в данном случае эта неточность не меняет существа дела. Говоря «Уж давно вы для меня - учитель», Флобер, конечно, имел в виду, прежде всего, «Записки охотника», которые он, несомненно, читал задолго до своего первого письма к Тургеневу 1863 года. Ксавье Мармье также находился в приятельских отношениях с Тургеневым; описывая библиотеку этого французского литератора, Р. Мартель отметил, что в ней много книг Тургенева с дарственными надписями от автора.


 






«Записки охотника» читаны были Ж. Санд в переводе Шарьера, в одном из его многочисленных переизданий. и всех этих деревенских помещиков из мещан и дворян, минутная встреча с которыми, несколько сказанных ими слов, были достаточны вам для того, чтобы нарисовать образ животрепещущий и яркий. Никто не мог бы сделать это лучше вас. Ваши крестьяне, ваши помещики предстают перед нами с исключительной рельефностью. Это - новый мир, в который вы позволили нам проникнуть; ни один исторический памятник не может раскрыть нам Россию лучше, чем эти образы, столь хорошо вами изученные, и этот быт, так хорошо увиденный вами. К тому же это чувство трогательной доброжелательности, которым, повидимому, не обладали другие ваши поэты и романисты… Вам присуща жалость и глубокое уважение ко всякому человеческому существу, какими бы лохмотьями оно ни прикрывалось и под каким бы ярмом оно ни влачило свое существование. Вы - реалист, умеющий все видеть, поэт, чтобы все украсить, и великое сердце, чтобы всех пожалеть и все понять».

В портрете Пьера Боннена, зарисованном Ж. Санд, французские критики не без основания усматривают некоторое сходство с образом Касьяна из «Записок охотника», по и первые русские читатели этого очерка французской писательницы не могли не отметить, что он создан под непосредственным воздействием книги Тургенева.

После поражения Парижской коммуны и кровавой расправы над рабочим Парижем, в период разгула реакции, когда значительная часть французских писателей отвертывалась от демократии или клеветала на нее, Тургенев, с его подлинной человечностью, исканием высокой нравственной правды и подчеркнутой любовью к обойденному счастьем простому трудовому человеку, действительно становился учителем для тех передовых французских писателей, которые искали выхода из реакционного тупика. Одних Тургенев удерживал от слишком пессимистических прогнозов и. настроений, другим продолжал внушать Прежнее сочувствие к горестной судьбе незаметных людей. Демократический пафос «Записок охотника» во Франции первой половины 70-х годов получал поэтому особое, усиленное звучание. Самое посвящение Тургеневу очерка о деревенском плотнике, написанное по инициативе французской писательницы, сыгравшей немалую роль в истории французского демократического движения, было фактом в высокой степени знаменательным именно для тех лет.

В статье о Тургеневе, напечатанной в 1880 г., Г и де Мопассан, тот французский писатель, который имел все права называть себя «учеником» Тургенева, высказывал мысль, что именно «Записки охотника» являются «основой его широкой популярности»; в этой же статье он подробно рассказывал, как была создана эта «историческая книга», «Тургенев,- писал Мопассан,- молодой, пылкий, свободолюбивый, выросший в самой гуще провинциальной жизни, в степях, где он наблюдал крестьянина в его домашнем быту со всеми его страданиями и ужасающим трудом, в рабстве и нищете,- был исполнен жалости к этому смиренному, терпеливому труженику, негодования к сто угнетателям и ненависти к тирании. Он описал на нескольких страницах мучения этих обездоленных людей, но с такой силой, правдой, страстью и таким стилем, что вызвал волнение, распространившееся на все слои общества. Увлеченный этим быстрым и неожиданным успехом, он продолжал серию коротких этюдов, изображая псе тех же деревенских обитателей; и как стрелы, бьющие в одну и ту же цель, каждая его страница разила в самое сердце помещичью власть и ненавистный принцип крепостного права».