По сравнению с ранними очерками и даже с «Певцами» сюжет в рассказе «Касьян с Красивой Мечи» развивается более напряженно. Здесь все сосредоточено вокруг главного героя. Начинается рассказ традиционным «охотничьим» вступлением, далее изображается случайная встреча рассказчика с Касьяном, поездка их на ссечки, и в финале дается характеристика Касьяна (устами кучера Ерофея). В отличие от очерков 40-х годов, которые изобиловали описаниями Орловского края, в «Касьяне с Красивой Мечи» нет никаких побочных линий, уводящих развитие сюжета в сторону. Даже описание похорон Мартына-плотника, не имеющее, на первый взгляд, непосредственного отношения к изображаемому, с точки зрения идейно-художественной является необходимой частью рассказа. «Печальное шествие» похоронного поезда и «однообразный, безнадежно-скорбный напев», уныло раздававшийся среди пустых полей, выполняют в данном случае функцию «лирической подготовки» читателя к восприятию печальной картины нищеты и запустения Юдиных выселок и поясняют, почему Касьян бежит из дому в поисках «довольства и справедливости».

Многочисленные пейзажные зарисовки в «Касьяне с Красивой Мечи» также органично связаны с развитием сюжета, являясь его неотъемлемым компонентом. Они нужны автору для того, чтобы глубже вскрыть идею, утверждаемую Касьяном, и наглядно показать его страстную влюбленность в родной край. Тургенев обладал способностью «одухотворять пейзаж» (Флобер) личным чувством. Но в то же время его описания природы совершенно свободны от элементов субъективизма. Картина бездонного лазурного летнего неба, которым любуется автор, не является чужеродной в художественной ткани рассказа,- она служит раскрытию его идейно-художественного   смысла.   Эстетическое   восприятие окружающего мира во всей его многообразной полноте и гармонии сближает барина-охотника и мужика Касьяна, доказывая равенство их «духовной природы», что так рьяно отрицали защитники крепостного рабства. Словом, в «Касьяне с Красивой Мечи» элементы этнографичности уступают место всесторонней характеристике человеческой индивидуальности. Здесь все подчинено раскрытию «странного», необычного для мужика миросозерцания Касьяна.

В основе сюжетно-композиционного построения рассказа лежит прием контрастного сопоставления внешнего и внутреннего облика Касьяна. Как и в других рассказах из «Записок охотника», обрисовку образа героя Тургенев начинает с развернутой портретной характеристики: «Вообразите себе карлика лег пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо». Автор с самого начала подчеркивает необычность, своеобразие привычек и поведения героя. Впервые он видит Касьяна лежащим лицом к земле с покрытой армяком головой посередине двора, на самом припеке, в то время как лошадь его стояла под соломенным навесом. Об удивительной натуре Касьяна, никак не соответствующей внешнему облику этого неказистого, тщедушного карлика, свидетельствовал и взгляд его маленьких глаз, «необыкновенный и странный». Голос «странного старичка» также изумил рассказчика: «В нем не только не слышалось ничего дряхлого, - он был удивительно сладок, молод и почти женски нежен».

Но основную роль в раскрытии миросозерцания Касьяна играет речевая характеристика. Причем Тургенев еще более усиливает «несоразмерность» облика своего героя, человека невзрачного, даже уродливого па первый взгляд, и поэтически вдохновенного, красивою внутренним огнем, загорающимся в его глазах, как только речь заходит о его сокровенных мечтах и убеждениях. «Его речь звучала не мужичьей речью: гак не говорят простолюдины, и краснобаи так не говорят». Речь Касьяна, «обдуманно-торжественная и странная», изобиловала выражениями церковного обихода, славянизмами, повторениями слов и отличалась особой ритмической плавностью и напевностью, сближающей ее со стихотворным языком. Неудивительно поэтому, что Касьян пытался сочинять стихи.

Ведущим принципом раскрытия психологии героя является принцип самохарактеристики. Ни слова не говоря от себя, Тургенев заставляет читателя глубоко ощутить своеобразие Касьяна, страстно влюбленного в родную природу и тоскующего по правде-справедливости, только посредством его монологов о назначении человека и божьей твари, о странствиях в поисках заповедной земли.

 




Как и в других рассказах из «Записок охотника», автор выступает в «Касьяне с Красивой Мечи» непосредственным участником изображаемых событий. В этом смысле «Касьян с Красивой Мечи» близко стоит к очеркам 40-х годов. Но в то же время функция авторского «я» в обрисовке персонажей данного рассказа несколько меняется. В «Льгове», например, рассказчик, выспрашивая Сучка о его жизни, ведет диалог сам и придает таким образом развитию сюжета нужное ему направление. Здесь диалог ведет в основном Касьян: он упорно отмалчивается, уклоняясь от вопросов барина-охотника, которые были ему не по душе, и вдруг заговаривает сам, «с тихим воодушевлением» излагая свой взгляд на окружающий мир. Автор только слушает с удивлением его «странные рассуждения» и комментирует их, отнюдь не стремясь своей оценкой предопределить характер читательского восприятия.

В «Касьяне с Красивой Мечи» писатель не довольствуется одним «показом» своего героя, а пытается охарактеризовать его со стороны: словами кучера Ерофея. Заслуживает внимания в данном случае тот факт, что Ерофей находит наиболее четкое определение характера Касьяна: «…уж такой он человек неабнакавенный. Непостоянный такой, несоразмерный даже…»

Тенденция Тургенева к сдержанности и объективности в «Касьяне с Красивой Мечи» чувствуется не только в обрисовке персонажей, но и в манере повествования вообще. В очерках 40-х годов автор-рассказчик является «живым участником» изображаемых событий и вместе с тем «посредником между действующими лицами и читателем, он постоянно имеет в виду этого читателя, то и дело вступает с ним в беседу и как бы

вовлекает его в изображаемые в рассказах события» 2. «Дайте мне руку, любезный читатель,-читаем мы в рассказе «Татьяна Борисовна и ее племянник»,-и поедемте вместе со мной». В «Касьяне с Красивой Мечи» Тургенев отказывается от подобных приемов обращения к читателю. Тон непринужденной, живой беседы с читателем сменяется здесь повествовательным изложением тех событий, случайным свидетелем которых оказался рассказчик. Таким образом, ангорское «я» играет в данном случае в основном формальную роль, являясь средством композиционной связи.

Нсть некоторые изменения и в языке рассказа. И очерках 40-х годов Тургенев очень часто употреблял даже н ангорской речи диалектные, чисто орловские глоисчки и прошпщиалнзмы. В «Касьяне с Красивой Мечи» использование диалектизмов и просторечных слон сведено до минимума. При подготовке отдельного издания «Записок охотника» Тургенев продолжает упорную работу над текстом их и делает решительную попытку очистить язык всех рассказов от диалектизмов.

Итак, можно сделать вывод о том, что в рассказах 50-х годов уже наблюдаются некоторые элементы «новой манеры» Тургенева, что выражается в стремлении писателя к более сложной композиции, к углублению психологической характеристики персонажей, к усилению внутренней динамичности и развернутости сюжета, к строгому соблюдению «чувства меры» и «объективности» повествования, к очищению языка рассказов от диалектных слов.