Во второй половине XIX века в русскую словесность начало входить повое философское понятие - так называемое «космическое сознание». К пока еще небольшому числу избранных - высокоинтеллектуальных людей, якобы обладавших таким сознанием, - причислили и поэтов, среди которых чуть ли не главное место отвели Федору Ивановичу Тютчеву. И сделали это раньше других сами поэты. Начало положил здесь Афанасий Афанасьевич Фет, так описав свое впечатление от первого издания стихотворений Ф. И. Тютчева:

«Два года тому назад, в тихую осеннюю ночь, стоял я в темном переходе Колизея и смотрел в одно из окопных отверстий па звездное небо. Крупные звезды пристально и лучезарно глядели мне в глаза, и по мере того, как я всматривался в тонкую синеву, другие звезды выступали передо мною и глядели на меня так же таинственно и так же красноречиво, как и первые. За ними мерцали во глубине еще тончайшие блестки и мало-помалу всплывали в свою очередь. Ограниченные темными массами степ, глаза мои видели только небольшую часть неба, но я чувствовал, что оно необъятно и что нет конца его красоте. С подобными же ощущениями раскрываю стихотворения Ф. Тютчева. Можно ли в такую тесную рамку (я говорю о небольшом объеме книги) вместить столько красоты, глубины, силы, одним словом, помни! Если бы я не боялся нарушить нрава собственности, то спил бы дагерротипически все небо г. Тютчева с его звездами 1-й и 2-й величины, т. е. переписал бы все его стихотворения. Каждое из них солнце, т. е. самобытный светящий мир, хотя на иных и есть пятна; но, думая о солнце, забываешь о пятнах».

Не вдаваясь в философские изыскания мыслителей-идеалистов прошлого в той части, которая касается именно поэзии, можно сказать, что действительно в стихотворениях Тютчева в своеобразной поэтической форме нашла свое отражение глубокая философская мысль его эпохи, мысль о состоянии природы и Вселенной, о связи человеческой, земной жизни с жизнью в космосе. Философская направленность, содержание тютчевской поэзии во многом опережали, по меткому выражению Аксакова, «умственное развитие» и «привычку мыслить» у читателя, современника поэта. Отсюда и частичное непонимание этой поэзии, и, в какой-то мере, даже ее отрицание, и мнение о Тютчеве как о поэте для немногих.

Да что говорить о читателях, когда даже самые близкие Федору Ивановичу люди часто теряли всякую духовную нить его понимания. «Он мне представляется одним из тех изначальных духов, таких тонких, умных и пламенных, которые не имеют ничего общего с материей, но у которых пет, однако, и души, - записывает однажды свои впечатления о нем старшая дочь поэта, Анна Федоровна. - Он совершенно вне всяких законов и правил. Он поражает воображение, но в нем есть что-то жуткое и беспокойное.,.»

Не надо думать, что космическое видение появилось лишь в творчестве обремененного годами поэта. Можно напомнить, что и в юности он поражал современников своими поэтическими представлениями об окружающем мире:

    * Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
    * И в оный час явлений и чудес
    * Живая колесница мирозданья
    * Открыто катится в святилище небес.
    * Тогда густеет ночь, как хаос па водах,
    * Беспамятство, как Атлас, давит сушу;
    * Лишь Музы девственную душу
    * В пророческих тревожат боги снах!

Только полтора века спустя, уже в наши дни с их космической устремленностью, великий русский поэт находит наконец своего подлинного читателя. Понятны и большие тиражи его поэтических книг, и тютчевский томик стихотворений на борту советского космического корабля, и даже та картина Вселенной, нарисованная поэтом задолго до первого полета человека в космос:

    * Как океан объемлет шар земной,
    * Земная жизнь кругом объята снами;
    * Настанет ночь и звучными волнами

 



    * Стихия бьет о берег свой.
    * То глас ее: он нудит пас и просит…
    * Уж в пристани волшебный ожил челн;
    * Прилив растет и быстро нас уносит
    * В неизмеримость темных волн.
    * Небесный свод, горящий славой звездной
    * Таинственно глядит из глубины,
    * И мы плывем, пылающею бездной
    * Со всех сторон окружены.

А вот последние, семидесятые годы жизни Тютчева в его поэзии все-таки больше связаны с философскими раздумьями о прожитой жизни, ожиданием ее закономерного конца. К этому его вынуждают и многие утраты. Одного за другим смерть уносит престарелую мать, в полном расцвете сил старшего сына и младшую, самую любимую дочь. Наконец, он хоронит всю жизнь покровительствовавшего ему старшего брата Николая. Тютчев устал от смертей…

    * Дни сочтены, утрат не перечесть,
    * Живая жизнь давно уж позади,
    * Передового нет, и я, как есть,
    * На роковой стою очереди.

Смерть для поэта уже не представляется столь далекой и страшной. Он философски оправдывает ее неумолимые действия, силу, не ужасается скорому приходу ее. Другое для него гораздо тяжелее:

    * Как ни тяжел последний час
    * Та непонятная для нас
    * Истома смертного страданья,
    * Но для души еще страшней
    * Следить, как вымирают в ней
    * Все лучшие воспоминанья…

«У меня нет ни малейшей веры в мое возрождение, Всю нашу жизнь мы проводим а ожидании этого события, которое, когда настает, неминуемо преисполняет нас изумлением. Мы подобны гладиаторам, которых в течение целых месяцев берегли для арены, но которые, я уверен, непременно бывали застигнуты врасплох в тот день, когда им предписывалось явиться»