Тютчевские философские представления обычно рассматриваются в тесной связи с романтическим философским учением Ф. Шеллинга. И, несомненно, для этого есть це­лый ряд поводов: некоторые образы поэзии Тютчева име­ют явно шеллингианский характер.

Вспомним хотя бы стихотворение «День и ночь». По­добно Шеллингу русский поэт видит всю природу одухот­воренной, наделенной душой.

«Не то, что мните вы, природа, — гневно обращается он к схоластам в другом стихотворении. — Не слепок, не бездушный лик! В ней естак онть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык!» («Не то, что мните вы, природа...»).

Этот высший вселенский разум, имеющий, по Шеллин­гу, божественное происхождение, разлит повсюду, суще­ствовал изначально и будет существовать вечно. Он за­ключен во всех больших и малых телах, рассеянных в кос­мосе, но свое самосознание, самопостижение он может осу­ществить, лишь воплотясь в человека.

Именно наделенный разумом человек, способный мыс­лить и чувствовать, может оценить и величие Вселенной, и ее могучие вечные законы и осознать свое место в этой гигантской и стройной системе, которая является непос­тижимой для любых других живых существ.

Но не следует преувеличивать зависимость творчества Тютчева от учения Шеллинга. Наука и поэзия — раз­ные сферы познания и истолкования мира, хотя немец­кий ученый сближал в своей теории философию с по­эзией.

Зрелый Тютчев не возвращался более к мысли, прозву­чавшей в стихотворении «А. Н. М.»: «Рассудок все опус­тошил». Он теперь нигде не выступает против рассудка, хотя предпочитает говорить о творческой мысли.

Тютчев сознает ограниченность человеческой мысли, но не видит в этом трагического несчастья. Для него огра­ниченность разума человека — лишь одна из тех границ, которые окружают индивидуальное существование. Это и граница времени — быстротечность человеческой жизни, и непреодолимость безбрежного пространства, и границы человека, его способностей.

Об этом идет речь в стихотворении «Silentium», в ко­тором поэт наиболее ярко и образно выразил мысль об ограниченной способности человека выразить себя, свои мысли, чувства и о сложности понимания одного челове­ка другим:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.



 




Непосредственно пределы разумного знания изображе­ны в стихотворении «Фонтан». Природная скованность, несвобода человеческого бытия с годами все сильнее вы­зывает у поэта тоску, сожаление, протест. В стихотворе­нии он сравнивает человеческую мысль со струями фон­тана, которые рвутся ввысь, но, повинуясь непреодоли­мой силе притяжения, неизбежно падают обратно вниз:
О смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!..
Как жадно к небу рвешься ты!
Но длань незримо-роковая.
Твой луч упорный преломляя,
Свергает в брызгах с высоты.

Осознание неразрешимости противоречий бытия, ка­тастрофического характера конфликтов, возникающих в реальной жизни, все чаще начинает проникать в по­эзию Тютчева, делая ее драматичной, страстной и на­пряженной.

Во второй половине 30-х годов в лирике поэта все чаще звучат трагические ноты. В стихотворениях Тютчева по­стоянно появляются образы ночи, сна. Они противостоят образу дня как символу веселья и гармонии и являются как бы образами смерти, разрушения. День для Тютчева — воп­лощение разумного, логического начала, ночь — воплоще­ние безумия, страха.

Очень характерно в этом плане стихотворение «День и ночь», в котором поэт прямо противопоставляет эти два образа — образ дня и образ ночи. День для него — это «души болящей исцеленье, друг человеков и богов», ночь лее срывает с «мира рокового» благодатную ткань покро­ва и обнажает бездну, и уже нет преград между этой без­дной и человеком, «вот отчего нам ночь страшна».

Появляются в стихах Тютчева и другие философские символы: образ ключа или родника, близкий к нему об­раз фонтана, образ звездного неба. Эти образы как бы зна­менуют прикосновение к тайнам мира, к первопричинам бытия, поэтому они возникают в наиболее значительных по содержанию, важных, программных стихотворениях.

Очень часто появляется в тютчевской лирике образы моря, океана. Особенно важную роль эти образы играют в стихотворениях «Сон на море», «Как океан объемлет шар земной...» и, конечно, «Последний катаклизм», в ко­тором Тютчев рисует просто потрясающую картину кон­ца земной жизни:
Когда пробьет последний час природы. Состав частей разрушится земных, Все зримое опять покроют воды, И божий лик изобразится в них!

В стихотворениях 30-х — начала 40-х годов часто ощу­тимо мистическое настроение. «И мы плывем, пылающею бездной со всех сторон окружены» — эти слова из стихот­ворения «Как океан объемлет шар земной...» наиболее ха­рактерны для тютчевского восприятия этого периода. За этим образом бездны кроется большое содержание, пол­ностью даже недоступное человеческому сознанию. Поэт как бы заставляет задуматься перед непостижимой и гро­мадной тайной, которая пронизывает, с точки зрения Тютчева, всю действительность
.
В конце 30-х годов в лирике Тютчева трагические ноты становятся все более и более громкими, начинают доми­нировать. Это во многом было связано с началом семей­ной неурядицы: охлаждением поэта к первой жене, Элео­норе, и его бурным увлечением Эрнестиной — будущей вто­рой женой. И постепенно в лирике поэта философские мотивы начинают тесно переплетаться с мотивами нрав­ственными. На первый план выдвигается любовная дра­ма поэта.